Эдвард Сноуден. Личное дело

Тем не менее, до какой бы степени ни была приватизирована работа разведки, выдавать индивидуальный допуск на доступ к секретным данным может только федеральное правительство – как единственная инстанция, обладающая этими полномочиями. А поскольку кандидатам на получение допуска должны оплачиваться заявления на процедуру проверки «благонадежности» – то есть они должны заранее иметь предложение о работе на должности, предполагающей доступ к секретным данным, – многие из тех, кто заключает контракт, начинают свои карьеры на государственных должностях. Если на то пошло, частной компании незачем тратиться на ваше заявление о прохождении проверки, а потом платить вам около года, пока вы ждете результат, одобренный государством. В финансовом отношении компании больше смысла принять в свои ряды служащего, уже прошедшего проверку. В ситуации, создаваемой подобным экономическим расчетом, государство берет на себя все бремя проверки биографических данных, но получает при этом мало выгод. Оно выполняет всю работу и несет затраты на проверку кандидата, который к моменту, когда допуск получен, разве что не хлопает дверью и спокойно меняет голубой бейдж государственного служащего на зеленый бейдж работника по контракту. Юмор ситуации еще в том, что зеленый цвет ассоциируется с деньгами…

Государственная организация, которая оплачивала получение мной допуска TS/SCI, была такая: официально я был служащим штата Мэриленд, работавшим для Мэрилендского университета в Колледж-Парке. Университет помогал АНБ открыть новое учреждение под названием CASL («Centre for advanced study of Language» – «Центр углубленного изучения языков»). Не тот работодатель, которого я бы хотел, но единственный из спонсоров, кого я смог найти.

Фиктивная миссия CASL заключалась в том, чтобы исследовать, как люди изучают языки, и развивать компьютерные методы, чтобы делать это быстрее и лучше. Тайный подтекст этих исследований же заключался в том, что в АНБ желали развивать способы компьютерного понимания языка. Остальные агентства испытывали затруднения с поиском компетентных носителей арабского языка (а также фарси, дари, пушту и курдского), которые сдавали свои нередко смехотворные варианты проверки на благонадежность, делая письменные и устные переводы на местах. Я знаю достаточно много американцев, которым отказали по той причине, что у кого-то из них имелся не совсем удобный дальний родственник, хотя, может быть, они никогда с ним не встречались. У АНБ имелся собственный, очень непростой вариант проверки, а компьютеры агентства умели понять и проанализировать массивные объемы информации на иностранных языках, перехваченной в процессе коммуникации.

У меня нет более детального представления о роде занятий CASL по той простой причине, что, когда я показался на работе со своим блестящим, прямо-таки сверкающим допуском, данное учреждение еще не открылось. В принципе, само здание еще строилось. Пока стройка не кончилась и не установили технику, я был в здании практически охранником в ночные смены. Мои обязанности ограничивались тем, что я появлялся ежедневно и делал обход после того, как строители – тоже работники по контракту, только с другими задачами – заканчивали работу и надо было убедиться, что они не подожгут здание, ничего не сломают и не насуют каких-нибудь жучков. Я проводил часы, обходя кругами наполовину завершенную оболочку здания, и наблюдал изменения, произошедшие за рабочий день: садился на только что установленные стулья и кресла в ультрасовременной аудитории, пинал туда-сюда камешки на внезапно покрытой гравием крыше, любовался стенами из гипсокартона и в буквальном смысле наблюдал, как сохнет краска.

Такова жизнь охранника в ночное время на сверхсекретном объекте, и, по правде говоря, я ничего не имел против. Мне начали платить деньги за то, что я практически ничего не делал, а просто ходил в темноте, додумывая свои мысли. Все это время в моем распоряжении был единственный действующий компьютер, к которому я получил доступ еще во время поисков новой работы. В дневное время я наверстывал недосып и отправлялся в фотоэкспедиции с Линдси, которая благодаря ухаживаниям и различным махинациям с моей стороны дала отставку другим своим поклонникам.

В то время я был еще довольно наивным, полагая, что моя работа в CASL станет мостом к штатной карьере федерального служащего. Но чем больше я оглядывался по сторонам, тем больше меня поражало, как мало имеется возможностей напрямую служить своей стране, хотя бы в качестве полноценного технического сотрудника. Более выгодной для меня была работа по контракту для частной компании, которая служила моей стране ради собственной выгоды; а лучший шанс у меня был, как оказалось, – работать на основе субконтракта для частной компании, подписавшей контракт с другой частной компанией, которая служила моей стране ради собственной выгоды. То, как эти схемы воплощались в жизнь, было уму непостижимо.