Ее город

От удовольствия Фэн Чунь даже притопывала под столом. Она снова стала живой, раскрепощенной девочкой, отчего по лицу сестрицы Ми расползлась широкая улыбка. Они ели с удовольствием, но какое же веселье без выпивки. Сестрица Ми велела принести им алкоголь.

Фэн Чунь принялась отнекиваться:

— Я не пью!

— Да хватит уже этой чепухи, что значит «не пью»!

— Но я действительно не пью, — оправдывалась Фэн Чунь.

— Пей давай. С алкоголем история такая: все могут пить, главное, чтобы нравилось, ну и нужно отважиться выпить. Ты сегодня отважишься со мной выпить?

Фэн Чунь собрала всю свою смелость в кулак и ответила:

— Да!

Им принесли бутылку «Будвайзера» и два бокала. Каждая взяла свой бокал. Белый лещ оказался очень острым, губы Фэн Чунь раскраснелись, во рту горело. Она не слишком-то знала, как вести себя за столом, поэтому схватила бокал и с бульканьем сделала огромный глоток, пытаясь потушить пожар во рту, и так осушила весь бокал. Затем постучала кулаком по груди и уставилась на сестрицу Ми, осознавая, что перед глазами все поплыло и в голове помутилось. Фэн Чунь пробормотала себе под нос:

— Оказывается, пиво ничего так…

После налила еще и снова выпила до дна. Это произошло так быстро, что сестрица Ми свой бокал даже поднять не успела.

Фэн Чунь сказала:

— Очень приятно. Похоже, я и впрямь умею пить. — Она принялась за еду, запивая все пивом. Девушка то и дело хлопала по столу рукой и нахваливала, даже сообщила, что отродясь не ела такой вкуснятины. Ее глаза сияли все сильнее, в них блестела молодость. Сестрица Ми воспользовалась мобильным телефоном, чтобы посмотреть на свои глаза; на нее нахлынуло ощущение мимолетности, и она быстро отложила телефон, перевернув экраном вниз. Сестрица Ми съела не очень много, попробовав чуть-чуть от каждого блюда, и теперь просто сидела с бокалом пива и сигаретой, пила и курила, наблюдая за тем, как ест Фэн Чунь. Той по-настоящему нравилось, и сестрицу Ми это очень радовало, она время от времени смеялась. Им принесли еще бутылку пива. Сестрица Ми велела Фэн Чунь не торопиться, есть и пить потихоньку. Фэн Чунь уже утолила голод и жажду; она повеселела и говорила в два раза громче — даже не говорила, а тараторила куда более приятным, чем обычно, голосом:

— Да-да-да! Я хочу неторопливо есть и пить. Хочу научиться наслаждаться жизнью! И вообще, хочу многому у тебя научиться!

Сестрица Ми покачала головой и сказала, что сыпать цитатами из интернета глупо. На это Фэн Чунь сообщила, что глупо притворяться старой брюзгой. И они обе рассмеялись.

Они хотели поговорить о жизни. У женщин всегда так: они становятся хорошими подругами, и когда градус доходит до определенной степени, возникает желание поговорить по душам. Сестрица Ми рассказала Фэн Чунь о трех людях, которые сыграли важную роль в ее жизни: Сун Цзянтао, его мать и… некий мужчина.

— А кто он? — допытывалась Фэн Чунь.

— Я не могу назвать его имя, — заартачилась сестрица Ми. — Не могу, и все тут. Скажу только одно: он много для меня значил.

— Ладно, пусть будет просто «некий мужчина».

А про себя Фэн Чунь воскликнула: «Ого-го-го! У сестрицы Ми кто-то есть!»