Ее город

Сун Цзянтао считался самым открытым парнем на улице Шуйтацзе, причем его открытость не обычного толка, такая манера свойственна всей их семье: если кому-то из друзей что-то требовалось, он был готов отдать последнюю рубашку. В какой-то момент чуть ли не все мальчишки с улицы Шуйтацзе столовались и ночевали у них дома. Его мама всегда готовила рис в большой рисоварке. Среди мальчишек, кстати, был и Чжоу Юань. Их семья пользовалась на улице Шуйтацзе таким же авторитетом, какой имел в Китае Мао Цзэдун. Изначально им принадлежали целых три больших дома в квартале Ляньбаоли, но впоследствии часть имущества у них отняли, оставив лишь три комнатенки. Одну из этих комнат Сун Цзянтао широким жестом уступил другу, которому негде было жить после свадьбы. Таким непередаваемым очарованием он обладал. Поначалу сестрицу Ми и Сун Цзянтао связывала лишь чистая детская дружба, ни о какой любви речь не шла, но все жители Шуйтацзе от мала до велика считали, что они непременно поженятся. В шестнадцать лет сестрицу Ми призвали в армию, ей надлежало выступать в военном оркестре. Когда новость разлетелась по округе, мальчишки начали орать ей вслед: «Невеста Сун Цзянтао в солдаты идет!» Семья Сун Цзянтао устроила сестрице Ми пышные проводы, и в присутствии друзей, собравшихся за большим столом, Сун Цзянтао поднял тост: «До Освобождения девчонки провожали любимых парней в армию, а после парни провожают любимых девчонок в армию. Ми, встань-ка. Я тебе скажу, что даже если ты уедешь на другой конец света и вернешься лет через восемь, я буду ждать тебя, а по возвращении мы поженимся». Так все и случилось — пришлось ему хранить верность своему слову. Сун Цзянтао вынужденно прождал ровно восемь лет и женился только в тридцать. Вот такой он был человек. Сун Цзянтао не мог допустить, чтобы сестрица Ми даже подумала о том, будто она ему не невеста, и вся улица Шуйтацзе не сомневалась: никакая другая девушка не подойдет этому парню лучше, чем она. Это же идеальная пара!

А то, что Сун Цзянтао в магазине штор на Ханьчжэнцзе трогал покупательниц за грудь и щипал за попу, — это чистая правда. Таким он был человеком, все ему хиханьки да хаханьки; беззаботный и беспечный, он с утра до вечера торчал в компании друзей, а в одиночестве сразу приходил в смятение, вечно хотел собрать вокруг себя толпу, пригласить всех поесть и выпить за свой счет, причем порой он даже не знал имен собутыльников. Покупательницам Сун Цзянтао нравился. Когда они нуждались в помощи, он был тут как тут, но при этом никогда не ставил их в неловкое положение. Сестрица Ми все это видела и знала. У них были такие отношения, что лишних слов и объяснений не требовалось. Сестрица Ми расстраивалась, досадовала, то молчала, то ругалась, но осознавала: если муж однажды поймет, что утратил привлекательность в глазах женщин, это убьет его. Они были не просто супругами, но и близкими друзьями.

Негласная договоренность соблюдалась до того момента, когда у сестрицы Ми появился другой. Сначала случился взрыв боли, но потом муж отпустил. Он даже помчался к тому мужчине, поговорил с ним по душам и побратался. Когда у Сун Цзянтао обнаружили рак, он первым делом позвонил именно этому человеку и попросил, чтобы тот заботился о сестрице Ми до конца жизни. Перед смертью Сун Цзянтао еще раз взял с него обещание, и тот поклялся. Сун Цзянтао спокойно испустил дух. В этом весь Сун Цзянтао. Он не смог продолжить отцовское дело на Шуйтацзе, его великое наследие, зато проявил себя поистине благородным человеком.

Если бы можно было повернуть время вспять и начать жизнь сначала, то сестрица Ми все равно вышла бы за Сун Цзянтао. Они супруги, пусть никто никому и не говорил ни разу «люблю». Они супруги. Этим все сказано. Это трудно объяснить. Нужно называть вещи своими именами: вода — это вода, морось — это морось, а лед — это лед, и не надо смешивать разные агрегатные состояния. Название определяет судьбу.

На этом месте Фэн Чунь разрыдалась. Она дотронулась до руки сестрицы Ми и умоляла простить за ту ерунду, что наговорила прошлой ночью. Сестрица Ми еле заметно улыбнулась — ни к чему препираться. Когда женщины долго говорят, они словно открывают клетки с голубями. Голуби взмывают ввысь, кружатся, летают туда-сюда, но не улетают далеко — так и разговоры всегда сосредоточены вокруг одного, неизменно возвращаются к жизненным перипетиям.