Ее город

Сюй Дина, которая в этот момент парковала свой велосипед, больше не могла этого выносить. Она выглядела взрослее, чем юная девушка, но не настолько взрослой, чтобы называть ее женщиной. Она развелась с богатым мужем после трех месяцев брака и теперь могла свободно выражать участие. У нее жил попугай по кличке Берд, что в переводе с английского означает «птица». Берда не запирали в клетке — ночью он спал на диване, а днем летал по дому.

Сюй Дина осуждающе заметила:

— Он никому не делает ничего плохого, а ты так говоришь!

Чжан Хуа ответила:

— А что такого я говорю? Вон председатель Мао даже написал стихотворение: «Цветущая слива радуется снегу в небе, мухи, замершие от холода, не жужжат».

Сюй Дина не расслышала и переспросила:

— Председатель Мао правда сказал про замерзших мух «не жижа»?

Чжан Хуа серьезно ответила:

— Правда.

И громко рассмеялась. А вместе с ней и все присутствующие на велопарковке, кому было больше сорока лет. Сюй Дина смеялась так сильно, что лицо ее стало пурпурным. Она не могла подобрать слов. Время — безжалостная штука, эпоха эпохе рознь. Все, что нам передано из прошлого, освещает свет времени, ничего не искажая. Как вы понимаете, не всегда хорошо оставлять в истории свое имя — ваши слова могут неправильно истолковать, люди, возможно, пошутят над ними и все испортят.

Когда старый носильщик наконец исчез, Чжан Хуа решила, что он просто выбрал себе другую дорогу в жизни. Она расслабилась, подшучивая над Сюй Дина, и все смеялись до колик в животе.

(11)

Для китайцев встреча Нового года[69] — очень важное событие, и этот праздник отличается от других. Другие праздники — просто праздники: можно поесть чего-то вкусного, посмотреть телевизор, поиграть в маджонг. А вот в Новый год необходимо соблюсти кучу ритуалов, и это вызывает множество чувств: нужно наклеить у входа парные надписи с благопожеланиями, запустить петарды, избавиться от старой одежды и пошить себе новую, помыться и переодеться, поужинать с семьей, раздать детям деньги в красных конвертиках, навестить и поздравить родных; в течение трех дней всем от мала до велика полагается гулять и отдыхать. Не могу забыть тот год, когда у меня не было денег купить своей двухлетней дочке новую одежду. Я перевернула вверх дном шкаф, нашла там отрез красной ткани и, всю ночь просидев перед швейной машинкой, сшила ей накидку. Утром торжественно вручила малышке яркий наряд, та радостно убежала во двор и вскоре, ликуя, вернулась с криками: «Мамочка, скорее выйди посмотри! На Новый год с неба пошел красный снег, так красиво!» Я выбежала вслед за девочкой, и оказалось, что весь двор усеян красными конфетти от петард. Ночные фейерверки вдохновили меня сесть за швейную машинку, а потому вызывали теперь добрые чувства. Мы с дочерью обнялись, наши души преисполнились радостью и счастьем, но это были не обычные чувства — они полыхали как огонь, оставляя отметину на сердце. Как в бесконечные серые будни вдруг раздается бой красного лакированного барабана, от которого содрогается весь мир, так и в обычной человеческой жизни бывает встряска, оставляющая след, моменты, которые ты запоминаешь крепко-накрепко. Разве же это само по себе не радость?!

В новогодней кутерьме мы с соседями по ЖК, разумеется, и думать забыли о старом носильщике. Мы словно стерли его из нашей жизни, причем бесследно. Приступочка у ворот опустела, но никто не считал, что она пустует. Все сновали туда-сюда в новых нарядах, оценивая соседей взглядом, мысленно насмехаясь над ними или нахваливая. Дети испытывали восторг, им казалось, что они своим видом могут даже взрослых заткнуть за пояс; они были чрезвычайно довольны, постоянно лакомились чем-то вкусненьким и ходили важные, будто маленькие божества, — даже не ходили, а порхали. Вот как выглядит праздник весны: в мире нет никого главнее, чем мы сами и наши дети.

Вдруг в один прекрасный день старый носильщик опять объявился. Он притащил свои корзины и уселся на ступеньках под карнизом; курил сигарету, читал газету и молчал, глухой ко всему происходящему. Мы внезапно с удивлением осознали, что прошел уже пятнадцатый день первого лунного месяца, мы отметили Праздник фонарей, и наступил обычный день, но теперь нового года. Неужели старик, которому неведомы отчаяние и печаль прошлого года, пришел, чтобы повторять все те же ошибки? Стертые воспоминания вынужденно восстановились — думаю, тут любой удивился бы. Мы удивились не больше, чем удивлялись прежде, но под удивлением в наших сердцах затаилась жалость: все дело в какой-то «рухляди»? Этот человек ждал так униженно, так настойчиво и упорно. И тогда в наших сердцах загорелся стыд: ведь это всего лишь «рухлядь»! Бесполезные вещи, почти ничего не стоящие, — почему же мы не продали их старику?