Ее вишенка

– А вдруг ты решила меня отравить? Давай-ка, тоже ешь.

Хейли взяла кусочек курицы и принялась жевать его, подняв брови.

– Доволен?

– А если я просто хочу поболтать с тобой? Составь мне компанию.

– Это уже лучше, – сказала она.

Мне нравилась ее застенчивая улыбка. Многие женщины улыбаются самодовольно, типа, «я суперкрасотка», видимо, им всю жизнь об этом твердили. У Хейли совсем другая улыбка – застенчивая и немного извиняющаяся. Она искренне улыбнулась, а через мгновение посерьезнела – как будто начала задавать себе вопросы. Похоже, эта дурочка действительно сомневается в том, что она чертовски хороша и что улыбка у нее – замечательная!

Первую встречу с Хейли я воспринял как вызов. Умная. Симпатичная. Девственница. То есть можно было похитить ее сокровище. И меня, клептомана, привлекало именно это. А потом…

С нею я каждую минуту задумывался – а не тот ли это приз, который я ищу? Она точно не из тех женщин, которых хочется затащить в постель из спортивного интереса. Ведь не просто так в разговоре с Брюсом у меня сорвалось с языка что-то насчет серьезных отношений. Хейли была… настоящая. И не собиралась целовать мне ноги из-за того, что я такой сексуальный. Ее не интересовало и то, что я под завязку набит деньгами. Черт, да она, наоборот, почти всегда пыталась меня оттолкнуть!

Она была ни на кого не похожа.

Мы поужинали. Солнце село. Разговор тек удивительно легко, однако после того, как тарелки опустели, в воздухе снова повисло какое-то ожидание. В нем гасли слова и улыбки, исчезла непринужденность. Мы оба замолчали.

– Мне пора, – сказала она наконец.

– Если хочешь, оставайся, – предложил я.

Ну что еще можно было сделать? Нельзя же заставить ее остаться или взять назад свое предложение… Ладно, пусть все идет как идет.

Я смотрел в ее глаза, она – в мои.

– Не могу, – произнесла Хейли. – Замечательный вечер. Правда.

Я с улыбкой поднялся. Что скрывать, я был бы рад, если бы она захотела остаться. Благие у меня намерения или нет, но мне не чуждо ничто человеческое… Хотя в душе я обрадовался, что у нее хватило сил сказать «нет». Почему-то мне казалось – если она сейчас согласится, с нею все закончится так же, как и со всеми остальными.

Провожая Хейли к лифту, я потихоньку вынул шпильку из ее волос. Она не заметила – заправила прядь за ухо и улыбнулась, глядя на меня.

– Завтра в то же время? – спросила она.

– Да.

Я сидел, откинувшись в кресле, у себя в офисе в «Галеоне», глядя, как мама с папой входят ко мне в кабинет и садятся напротив. Отец, как всегда, с важным видом, будто многого добился в жизни. Ну, поскольку обсирался он в любом деле, что бы ни затевал, то на этом конкретном поприще да, признаю, он действительно усердно трудился и, без преувеличения, кое-чего достиг.

Он поддернул брюки и уселся в кресло напротив меня. Удовлетворенно вздохнул. У мамы, по крайней мере, хватало тактичности не пыжиться – она понимала, что они с отцом ведут себя как пиявки. Когда им показалось, что мы с Брюсом можем стать для них источником дохода, они просто-напросто перестали работать. Единственное, чем занимались, – каждый месяц предпринимали попытки выудить из нас деньги.

Брюс пытался положить этому конец и посылал их.

Что касается меня… Думаю, это мое слабое место. Состоятельные люди видят мир с другой стороны – и этот мир чертовски циничен. Куда ни глянь, все жаждут денег; пока не стал богатым, я этого не замечал. Большинство людей воспринимали меня исключительно как источник финансирования. Но я не всегда купался в деньгах, да и вообще, обычно своих детей родители просто любят. Наши, похоже, заходили к нам, только когда им требовались деньги. Я был уверен, что отец попросту проигрывал большую часть того, что получал от нас, а меньшую тратил на всякую глупую хрень.

Наверняка в этом не было смысла. И все же, когда они заводили разговор о своих финансовых трудностях и просили помочь, я не мог отказать – чтобы не портить себе настроение; так проще, чем отбиваться. Мне только хотелось, чтобы они не считали эти деньги легкими – пусть постараются убедить меня, что им необходима поддержка. Ну и нравилось слушать всякие идиотские истории, которые они каждый месяц выдумывали. Какая-то странная, кривая и болезненная связь с детством. Моя ежемесячная доза ностальгии стоимостью всего-то несколько штук.

– Сынок, мы в трудном положении, – начал отец.

– Правда?

– Мы так хорошо продвинулись с идеей автомойки, а тут вдруг этот хрен Симмонс заявляет, что хочет удвоить первоначальный взнос за участок в Кингстоне. Представляешь? Ломит цену, будто это центр Нью-Йорка, а не задрипанный, захолустный городок!

Папа у нас просто актер, из тех людей, что последний доллар у старухи выманят и глазом не моргнут. Наверное, этим бы и занимался, если бы я каждый месяц не накачивал его деньгами.

– Правда? – спросил я снова.