Ее внутреннее эхо

Предложение поступило из неожиданного места, но было интересным и перспективным. Митя, вдохновившись одной прекрасной бывшей гимнасткой, самостоятельно написал об этом сценарий. Он рассчитывал на помощь Кати, но она ревновала его к работе и всему, что было связано с кино, у нее не хватало терпения и времени разбирать подробно каждую сцену, поэтому помогала ему совсем другая гимнастка.

У Сони обнаружился прекрасный слог, она понимала особенности драматургии, чувствовала повороты сюжета – вообще, оказалась разумной и грамотной. Но, главное – рядом с ней Митя чувствовал себя спокойно и защищенно, как кенгуренок в сумке у мамы. От нее веяло спокойствием и уверенностью, что все его неврозы – пустяк, а роман с Катей – не драма, рушащая его жизнь пополам, – а лишь приятная прогулка, осложненная взрывным темпераментом одной стороны и женатым положением другой. Такой земной и трезвый взгляд, лишенный трагизма, действовал на него гипнотически.

В Сонином присутствии Митя чувствовал себя уверенно, переставал бояться неприятных последствий, вздрагивать от каждого звонка и курить одну сигарету за другой. Новый фильм открывал огромный простор для работы, в команде требовался помощник, ассистент, правая рука. И он не сомневался, что только один человек на свете может занять это место – Соня.

Ей и самой тоже нравилась эта перспектива. Все-таки новая профессия, которой так остро не хватало. И было интересно, а, главное, получалось.

Митя восхищался каждым ее словом, каждым поворотом сюжета, и с горьким сожалением вырезал то, что не влезало в отведенный объем текста.

Фильм обещал получиться небанальным, были намечены и актеры, быстро нашелся вменяемый продюсер. Все складывалось и получалось, смущало лишь одно – формально автором сценария считался Митя. Оформить Соню в съемочную группу он мог только на правах редактора, но до начала съемок она работала, фактически, бесплатно.

«Что поделать – другого выхода у меня нет. И у Мити нет. Он пообещал, что все будет хорошо, значит, придется потерпеть и работать ради перспективы».

Работать ради перспективы иногда приходилось с утра до вечера, не отвлекаясь. Митя часто возвращался к началу текста, пересматривал значение каждой сцены, слова, жеста. Менялись кандидатуры актеров, под кого-то требовалось срочно дописать новый эпизод или что-то изменить. Сидели на кухне, толкаясь возле ноутбука, не замечая смены дня и ночи за окном. Раза три приезжал Сонин бывший муж, он когда-то тоже был профессиональным спортсменом, а сейчас комментировал на двух каналах игровые виды спорта. Понимал предмет, разбирался, и к сценарию отнесся с интересом, вникал, давал советы. Радовался за Соню, наблюдая эту кипучую деятельность. Митя ему нравился, вызывал доверие. Курили так, что не успевали проветривать, ели какую-то пиццу прямо из коробок. Глубокой ночью Соня провожала своего «без-пяти-минут-начальника» до такси, но они еще долго стояли под фонарем, громко споря, обсуждая мотивацию поступков какого-нибудь второстепенного героя. Одним словом, работа шла.

Параллельно Митя заканчивал съемки сериала, который вымотал ему всю душу и, откровенно говоря, был интересен только с финансовой стороны. Но он был дотошен и профессионален, привык выполнять свою работу добросовестно при любых обстоятельствах, поэтому все время, свободное от нового сценария, он проводил на площадке. Оставались считаные дни, предстоял еще монтаж, но мысли его были целиком заняты только новым фильмом.

С трудом дожидаясь перекура, он набирал Сонин номер и с нетерпением дожидался, когда долгие гудки оборвет ее низкий красивый голос.

Она рассказывала о написанном за утро, часто завязывался очередной спор, но он точно знал – написанная сцена будет отличной. Сам по себе текст, диалоги героев, острые и точные фразы – текст перекрывал суть написанного.

Несколько раз она приезжала на съемки, усаживалась в его кресло, пила паршивый чай из пластикового стаканчика, пока он ходил вокруг, переводя буквы с распечатанных листков в зрительные образы.

Он был в этом профессионал, но здесь не приходилось напрягать воображение, чтобы увидеть то, чего еще нет, но что обязательно будет.

Еще до самого первого кастинга он видел лица героев, слышал их голоса, споры, слезы, чувствовал то, что чувствовали они до смешного – иногда, после сцены, в которой героиня получает травму, он морщился от боли.

Соня с волнением наблюдала за ним, особенно за его рукой с ручкой наготове.

В рамках обучения она оставалась на площадке до конца смены.

Вечером он накидывал ей на плечи свою косуху под ошалелыми взглядами съемочной группы и постоянно оборачивался, подходил, спрашивал:

– Как тебе? Не слишком вот здесь было, справа, а?

Она прищуривалась и часто отвечала что-то вроде:

– Тебе честно, или некогда переснимать?

Но он переснимал. Иначе не спал всю ночь, сомневался. Бесконечно прокручивал в голове спорные кадры. И наутро снова под любым предлогом тащил ее к себе.