Читаем Эфемерно полностью

Эфемерно

Но однажды, как это у всех бывает, наши отношения дали трещину. По большей части – из-за моей закрытости. Я не говорил ей того, что должен был сказать. Не давал ей понять, что чувствую к ней. И со временем она словно начала холодеть ко мне. Хотя от меня просто требовался первый, уверенный шаг. Я прекрасно понимал, сделай я его, душа её тут же вспорхнёт, тут же отбросит все сомнения и будет только со мной. Она очень этого ждала.

Но я не сказал. Носил в себе эту тяжёлую грусть, сам же ею упиваясь и разъедая себя изнутри. А потом не заметил, что стал совсем не таким, как раньше… Как мрачнеет сердце всё больше. Как нелепыми доводами пытаюсь оправдать и рационализировать свой поступок. Я уверен, она ждала меня очень долго. Ждала, когда я приду к ней. Когда сожму её руки и скажу: «Всё хорошо. Я с тобой». Но я не пришёл. Не сказал того, что должен был сказать. Не раскрыл своё сердце. Не позволил ему взять верх.

Теперь, когда смотрю на её страницу в соцсети, на её фотографии, на то, как она продолжает жить свою жизнь, внутри всё обливается болью. Ведь у нас всё могло быть иначе. В такие моменты я сую в уши наушники с грустной музыкой и отправляюсь шататься по городу – пока не устану. Пока не сведу на нет всю энергию, чтобы только не думать ни о чём. Вечером, когда уже солнце садится, я возвращаюсь, падаю на кровать и засыпаю. Только чтобы не чувствовать этой душевной боли.

– Печально всё это, – тихо произнесла Анна Евгеньевна.

– Да вся жизнь моя – какая-то сплошная печаль, – с усмешкой проговорил я. – Но я научился её прятать, закапывать глубже. Так, чтобы можно было просто дышать. Без резких движений. Просто дышать – и тихонько ползать от одного дня к другому.

– И думаете, это выход?

– Конечно, нет… Я понимаю, что нужно достать всё, что я закопал в себе. Да оно и само постоянно рвётся наружу. Порой, вот, иду по улице, как вдруг повеет тёплый ветерок, солнце живописно брызнет на всё вокруг – и я наполнюсь какой-то живой чистотой. Ощущением какой-то другой жизни. Светлой, прекрасной, доброй жизни! Которую я не прожил и словно бы навсегда упустил. Как некая пронзительная ностальгия по какой-то провороненной юности, пропитанной звёздами и безрассудной романтикой. И в этот самый миг что-то подступает к горлу… Делаю вид, будто что-то попало в глаз, и иду дальше. Дальше. И дальше. Куда-то в неизвестность. Главное – как можно дальше от этого чистого, но сокрушающего сердце чувства.

– Нужно пройти внутрь своей боли… – проговорила Анна Евгеньевна. – Только тогда станет легче.

– Да я и сам знаю! – издал я что-то похожее на нервный смешок и махнул рукой. – Психолог я, в конце концов, или кто?!

И вдруг случилось нечто непредвиденное.

«Ох, – подумал я, – как же мне повезло, что Анна Евгеньевна ничего не видит…

– Вы плачете, – прошептала Анна Евгеньевна.

Я почему-то даже не удивился.

– А Вы всё-таки можете иногда видеть.

– Слёзы не нужно видеть… Когда человек плачет, даже воздух вокруг становится другим. Как будто из души плачущего начинает что-то выходить… какая-то особая энергия. Вот её я и чувствую сейчас.

– Вы сверхчувствительная. Можете воспринимать то, чего не могут другие.

– Угу. Кроме здоровенных дыр в школьных коридорах.

Я попытался рассмеяться, но слёзы стремительно покатились из глаз. Я не понимал, что происходит. Впрочем, здесь как раз всё было понятно. Обитель человеческих страданий. Это место с лёгкостью пробуждало глубинные переживания, заставляя душевные шестерни вращаться с утроенной силой.

Анна Евгеньевна вдруг подняла правую руку и медленно протянула её в мою сторону. Её ладонь повисла в воздухе, как бы пытаясь нащупать меня.

Она звала меня

Чуть замешкавшись, я всё же поднялся и подошёл к дивану. Присев рядом с ней, приложил голову к её ладони. Её пальцы мягко погрузились в мои волосы. Пододвинувшись ещё ближе, я опустил голову ей на колени.

И заплакал.

– Плачьте… – зашептала Анна Евгеньевна, гладя меня по голове. – Плачьте, раз того просит душа. Пускай выговорится…

Слёзы текли, и я не мог остановиться. За окном, будто поддерживая мою печаль, шёл дождь. А Анна Евгеньевна всё шептала и шептала своим ласковым, проникновенным голосом:

– Пусть так, пусть…