Эффект бабочки, Цикл: Охотник (СИ)

то веки заглянуть в базу. Но по пути мой взгляд привлекла сумрачная витрина, почти

не освещённая изнутри. Судорожно оглядевшись, я попытался найти дверь, но обнаружил

её далеко не сразу: неприметная, серая, она совершенно не бросалась в глаза, прикрытая тенью козырька соседнего магазина. Внутри царил такой же полумрак, а

потому я напряг все свои чувства и попытался сориентироваться.

— Чем-то могу вам помочь? — не слишком любезно поинтересовался большущий лысый

детина за прилавком, грянувший так внезапно, что я подпрыгнул.

— Да, — кивнул я, оглядываясь вокруг с лёгким трепетом и восторгом, — мне нужен

стилет. Недекоративный.

— Здесь всё недекоративное, — ухмыльнулся парень, поднимаясь. Этот здоровяк

напоминал собой целую скалу: широкоплечий, высокий, с мощной короткой шеей и

здоровенными руками, увитый змеями-венами — он казался мне последним человеком, которого стоит встретить ночью в тёмном переулке. Его верхняя губа слева была столь

сильно рассечена, что открывала взгляду десну и частично сломанный клык. Жуткое, умопомрачительное зрелище. — Какой длины? Широкий? Узкий?

— Десять-пятнадцать дюймов, узкий, гарда как можно меньше, — быстро отозвался я, провожая его необъятную фигуру взглядом и пытаясь унять трепет.

Мужик хмыкнул и ненадолго скрылся из моего вида, а я оглядывался по сторонам, силясь подавить восторг, что меня охватил. Хотелось купить всё и сразу, но я

вовремя остановил себя. Чего здесь только не было: клинки разных мастей и

предназначений, самые настоящие арбалеты, крохотные метательные и огромные

охотничьи ножи — и всё это прямо посреди одного из самых оживлённых районов Токио!

Они совершенно точно не предназначались для обычного хвастовства, но и вряд ли так

легко продавались, и я всё никак не мог понять, откуда в подобном месте такое

великолепие. Вскоре гора мышц вернулась и положила на прилавок его. Нет, даже так: Его. Деревянные простые ножны легко обхватывали узкое тёмное плоское лезвие с едва

заметными подъёмами к сердцевине. Гарда, как мне и хотелось, почти полностью

отсутствовала, но несколько сантиметров тёмного металла вилось в левую и правую

сторону от рукояти. Она легла в мою ладонь легко и непринуждённо, почти нежно, точно приласкалась, и я сразу понял, что это именно то, о чём я мечтал столь долгое

время. Заметив моё выражение лица, мужчина довольно осклабился и, убрав стилет в

ножны, обогнул прилавок и ткнул пару кнопок на кассе. Сорок тысяч за такого

красавца, конечно, были дикой суммой, но я не пожалел ни разу, хотя, возможно, где-

то там в этот момент заплакал студент, снимающий квартиру за подобные деньги. Но

выходил я из магазина счастливый, как слон на водопое, бережно прижимая к себе

приобретение, которое я не сразу догадался убрать в рюкзак, но всё же вскоре сделал

это.

В кафе было шумно и дымно, но мне это всё подходило как нельзя лучше. Что уж там, мне хотелось затеряться и забыться, привыкнуть к новой обстановке и взять себя в

руки, заставить жить подобной жизнью, выпивать её до дна, пусть и постепенно, даже

зная, какой отвратительный болезненный и ядовитый осадок покоится в её глубине.

Только получив заказ, я позволил себе достать ноутбук и заняться делом, но

неторопливо, со вкусом вникая в ситуацию и выясняя для себя, что же задумал

господин Рильят, где его стоит искать. И зацепка была найдена, пусть и не сразу.

Элементалист, как его называли, посещал шумные выставки искусств и аукционы, по

крайней мере, именно там его и ловили радары и глаза Акиры, рассованные по всему

миру в таком количестве, что невольно мне стало не по себе. В Токио за прошедшее

время он засветился всего раз, и я даже несколько нервничал, когда шерстил новости

и афиши, пытаясь понять, где же его ещё можно будет поймать. И сколько ещё он

планирует посетить? Сколько у меня времени? Успею ли я или попаду впросак с первым

же заданием? Нет, так просто он от меня не ускользнёт, даже если сильно захочет.

Первые несколько дней я бесцельно бродил по городу часами напролёт, присматривался

к людям, к их повадкам, движениям. Просто наблюдал за всем, что попадалось мне на

глаза: за тем, как дети играют и носятся друг за другом, как ходят женщины и

мужчины, как садятся, встают, жестикулируют. Сперва эта какофония движений, красок, звуков сбивала с мыслей, я не мог толком сосредоточиться и понять, что происходит.

Если стоять и смотреть на людской поток, то через несколько минут начинает

кружиться голова, а ещё через несколько от переизбытка информации вполне можно

потерять сознание, но я держался. Это была своего рода тренировка, и с каждым днём

я нагружал себя всё сильнее и сильнее, научился вглядываться в каждый силуэт, следом отделять их друг от друга и разбрасывать по категориям. Постепенно они

начали окрашиваться для меня в особые цвета, и дух, до того безмолвствовавший, тонко намекнул мне, что таким образом я скоро обнаружу себя, но я лишь махнул

рукой. Пусть найдут, если так хотят, я же не делаю ничего особенного? Что плохого в

том, что я любуюсь людьми, учусь понимать их?

Враньё, конечно же. Я научился выделять среди толпы тех самых особенных, необычных.