Эффект бабочки в СССР

— А ты — держи письмо. Оно почему-то в Кундуз пришло, на рембат. Кандауров когда улетал — спохватился и передал тебе. Давай свой великий опус о наших подвигах, я почитаю, а потом через коллег передадим… — он прищурился, вглядываясь в машинописные строчки, а потом его брови взлетели вверх: — Так, а какого черта я — полковник Гэ?! Жил себе жил — и вдруг оказался Гэ!

— Так Герилович же! Чего вы вообще от меня хотите, я за двое суток шесть часов поспал! — рубило меня и вправду неимоверно.

— Хочу, чтобы ты Гэ на Ка поменял! — безапелляционно.

— Почему это — Ка? Вы же Гэ?

— Это ты — Гэ! Герман! А я — Ка! Казимир…

— Черт с вами, делайте что хотите… Только дайте мне уже наконец поспать, а?

* * *

На лежанке в одной из землянок я вскрыл письмо, не удосужившись даже прочесть имя и фамилию отправителя. Аккуратный женский почерк и легкий аромат знакомых духов не оставили сомнений — писала Тася!

«Гера! Хотя ты и сволочь, но других таких любимых Белозоров у меня нет. Так и знай — приедешь в Минск и я откручу тебе голову! Но сначала зацелую до полусмерти. Почему я должна узнавать, что ты в Афгане из статей в газетах?…»

Господи, как же сильно я ее…

Черный, липкий сон навалился на меня внезапно, усталость последних дней взяла верх над сантиментами и романтикой.

Глава 19, в которой состоится разговор с великим человеком

— Вставайте, граф, нас ждут великие дела! — с этими словами меня вытряхнули из кровати два дюжих пограничника.

Гумар и Даликатный сунули в мои руки рюкзак, сумку с фотоаппаратурой, какую-то авоську, набитую едой и водой, и поволокли из землянки на свет Божий.

— Пустите меня немедленно! Это насилие над советской прессой! Сатрапы! Ироды! — я трепыхался в общем-то для проформы, но совсем расслабиться и получать удовольствие было бы вредно для моей репутации. — Руки прочь, я сам пойду!

Меня, наконец, поставили на ноги. Я гордо и независимо продел руки в шлейки рюкзака, решительно надел на себя сбрую фотосумки, крепко, по-пролетарски ухватил авоську с припасами:

— И куда вы меня тащите? — сон еще не до конца завершил арьергардные бои за мой разум и я пытался врубиться в ситуацию.

— В машину. Вон, Герилович выделил, — Гумар махнул рукой в сторону того самого «Мицубиси».

— Что значит — выделил?

— То значит. Ты водишь? — погранцы явно игнорировали мои попытки понять что происходит.

— Вожу, но…

— Вот, значит ты за рулем, а мы страхуем, — отрубил Даликатный.

— И куда едем? Кудой тут вообще выезжать? — «трасянка» всё-таки вещь неистребимая.

— Тудой, сюдой, кудой надо тудой и едем! — совсем неделикатно рявкнул Даликатный. — Лезь в машину!

Я демонстративно остановился и оглядел своих спутников с ног до головы. Вооружены они были основательно, только вот на пограничных старшин теперь совсем не походили. Если бы я был там, в своем будущем, то сказал бы, что передо мной два наёмника из какой-нибудь жутко крутой ЧВК, или боевики мексиканского картеля, например.

Добротная туристическая одежда, китайские АК, пистолеты Макарова в кобурах на поясе. Вместо стандартных для местных условий панам — легкомысленные бейсболки с англоязычными надписями. И бронежилеты! Я окончательно проснулся, моргнул несколько раз а потом выдал:

— А ну, поворотитесь-ка, сынки! — и сделал для верности вращательный жест пальцем.

Гумар с Даликатным недоуменно переглянулись и принялись поворачиваться, оглядывая друг друга и выискивая причину моего нездорового интереса.

— Экие вы смешные! — не унимался я, в душе поминая незабвенного Николая свет Васильича, и глумясь вовсю. — А что это на вас за такие поповские подрясники? А какие бабские свитки!

— Тьфу на тебя, Белозор! Сдурел? Голову напекло? — уставился на меня Даликатный.

— Это Гоголь! — сказал Гумар.

— Тьфу и на тебя, Мишка, какой же это Гоголь? Это — Белозор! Тебе тоже голову напекло? — Даликатный не мог понять причин нашего веселья.

Гумару пришлось объяснять:

— Это из Тараса Бульбы! Когда Остап и Андрей приехали к отцу из семинарии!

— А-а-а-а! Тогда давай-ка мы его в кулаки, Мишка! Глумиться вздумал, чертов сын! — и демонстративно засучил рукава своей бежевой сафари-рубашки.

— Что, вместе и батьку бить веселее? — заржал я, тоже принимая боксерскую стойку. — Вот демобилизуетесь — приезжайте в Дубровицу, у нас там Федерация дворового бокса имеется, милости прошу на ринг… Хотя чего в Дубровицу — я и в Минске филиал открою, дайте только срок!

Миша Гумар только пальцем у виска покрутил, и пошел грузить вещи в «Мицубиси». А я всё-таки спросил:

— Так что это за одежонка на вас такая чудная?