В-четвертых, изучение современных игроков продемонстрировало ценность формирования кросс-секционной выборки. Несмотря на отсутствие преимуществ, свойственных лонгитюдному исследованию, выборочное исследование имеет свои сильные стороны. Например, оно позволило нам задать ориентиры для «нормальности», показать способы, которыми люди справляются со стрессом помимо азартных игр, а также исследовать уровень коморбидности среди игроманов. На фоне «среднего человека» и «среднего игромана» нам становится проще оценить отдельные патологические случаи, такие как у Достоевского. Кроме того, мы яснее видим типичный «жизненный путь» развития игровой зависимости, а также отклонения от него. Короче говоря, выборочное исследование нивелирует уникальные черты и обнажает контуры общего сходства между проблемными игроками. Вот почему выборочное исследование в определенном смысле эффективнее исследования конкретных случаев, которому, в частности, отдавал предпочтение Фрейд.
По этим стандартам Достоевский выглядит нетипичным игроком даже для своей эпохи. Он играл не из соображений престижа, хотя происходил из семьи среднего класса и был образованным человеком. Он играл ради денег, хотя ему никогда не удавалось выиграть много или сохранить то, что он выиграл. Предположительно, он начал играть во взрослом возрасте и через десять лет навсегда бросил игру – эта страсть, короткая и яркая, заняла, таким образом, место в ряду других его страстей. Подобно собственным персонажам – ив отличие от большинства реальных людей – Достоевский был чужд умеренности. И, несмотря на веру в «систему», в его игре прослеживается та же хаотичность и бессистемность, что и во всей жизни.
Есть только один важный пункт, в котором Достоевский похож на большинство современных игроков: как и они, он нуждался в любви и заботе со стороны супруги, благодаря которой он в итоге смог побороть игровую зависимость.
В-пятых, в ходе исследования мы убедились в ценности спонтанной беседы с глазу на глаз. В ходе таких интервью респонденты делятся информацией, которую сложнее было бы передать в более структурированных и формальных видах коммуникации, таких как книги или биографические рассказы. Это значит, что из личной переписки и доверительной беседы мы можем узнать многое, чему, разумеется, нет места в тщательно проработанном романе. Следовательно, при изучении биографии Достоевского нужно меньше полагаться на его книги и активнее использовать другие источники информации, например пересказы бесед и сохранившуюся переписку. С литературной точки зрения они менее изящны и обладают меньшей ценностью. Однако, как мы видим из исследования современных игроков, именно эти источники позволяют нам лучше понять повседневную жизнь игрока, которую сложно воспроизвести даже в самом блестящем романе.
В-шестых, мы обнаружили у игроков определенный паттерн: как правило, стресс, пережитый во взрослой жизни, пробуждает у человека воспоминания о детской травме, тем самым вызывая потребность в сильной копинг-стратегии. Как мы обнаружили, существует множество типов детской травмы. Факторы стресса тоже могут быть самыми разными, и зачастую они действуют в течение длительного промежутка времени. Более выносливые люди могут терпеть стресс значительно дольше. Но в конечном итоге человек все равно обращается к той или иной копинг-стратегии. Те, кто умеет эффективно справляться со стрессом во взрослой жизни, лучше всего сопротивляются различным видам зависимостей, в том числе и игромании. Однако когда человек исчерпал все возможности копинга и адаптации, он становится наиболее уязвим перед лицом игровой зависимости.
Почему именно игровая зависимость? Вероятнее всего, ее «выбирают» потому, что азартные игры доступны и как будто предлагают решение финансовых проблем. Итак, судя по данным, полученным от современных игроманов, развитие игровой зависимости у Достоевского шло типичным образом и включало в себя характерные элементы: детскую травму, стресс во взрослой жизни, неэффективные копинг-стратегии.
В-седьмых, мы не обнаружили никаких свидетельств того, что игроманы испытывают потребность проигрывать деньги и/или наказывать себя. Это важно, поскольку данная находка противоречит главному выводу (или скорее допущению) психоаналитической теории, в том числе и фрейдовского эссе о Достоевском. Эссе Фрейда является первой и наиболее известной попыткой объяснить игроманию Достоевского, поэтому мы не могли пройти мимо его утверждений. Кроме того, интерпретация Фрейда – что аддикции якобы являются формой целенаправленного самонаказания – стала фундаментом для психоаналитического подхода к пониманию навязчивых состояний и зависимостей. Таким образом, результат нашего исследования вступает в противоречие с центральным принципом психоанализа, а также со взглядами Фрейда на проблему игромании у Достоевского.