– Еще просили передать, чтобы ты позвонила своему мужчине, который, оказывается, искал тебя со вчерашнего вечера и оборвал им телефон. У тебя есть мужчина?
– А ты считаешь, что я непривлекательна до такой степени, что у меня не может быть мужчины? – Он промычал что-то оправдательное. – Но мы с ним не трахаемся, если ты это имеешь в виду.
И зря сказала, надо было промолчать. Сухо поинтересовалась:
– А ты собираешься домой?
– Тебе нельзя одной оставаться.
– Почему же? Ты ведь отдал программу? Или не отдал?
– Конечно, отдал.
– Настоящую или фуфло какое-нибудь?
– Настоящую. Мы все там же, в парке, проверили.
– Тогда что ты обо мне беспокоишься? И вообще что-то ты не договариваешь об этой программе. Это, конечно, твое дело, но я совсем не хочу участвовать в таких разборках, я не гожусь для подобных приключений.
Тут он снова стал просить прощения. Я смотрела на него – вечно небритый, обтрепанные манжеты рубашки, помятый, будто после недельного запоя. Смотрела и думала: вот он, предмет моих многолетних мук и мечтаний!
Тьфу!
– Уматывай побыстрее, я хочу спать.
Часы показывали полдень. Больше всего мне хотелось лечь в постель и заснуть дня на два.
Выкатился. Я продрыхла до вечера, потом долго говорила по телефону с Максом, попила чаю – и заснула до утра.
44
Позвонила дяде Жоре.
– Дила мшвидобиса, дядя Жора! Это твой маленький мэгобари! (Доброе утро, дядя Жора! Это твой маленький друг!)
Так я с детства с ним разговариваю. Немножко по-грузински.
– Здравствуй, ребенок! Давно тебя не слышал, но всегда о тебе помню.
А ведь я соскучилась по дяде Жоре. Наверное, после похищения нервы у меня были расшатаны и, услышав его голос, я пустила слезу.
– Как твое здоровье?
– Как у всех стариков. Если начать жаловаться, остановки не будет.
– Иконы реставрируешь?
– Работенка редко перепадает, но я навострился писать иконы, мне нравится. И в церковь стал ходить…
– Я звоню, потому что хочу тебя увидеть… – сказала я и замолчала, силясь придумать, как половчее сообщить, что захотела его увидеть не просто так. Он сам мне помог.
– У тебя ко мне дело?
– В общем, да. Я разбила на две половинки старинный глобус. И деревянная ножка отвалилась. Она похожа на основание настольной лампы, от нее тоже небольшой кусок отскочил. Очень нужно починить.
– Можешь привезти?
Конечно, я могла. Договорилась, что назавтра Макс приедет после работы и заберет нас с глобусом. Макс сказал, что постарается освободиться пораньше.
Если дядю Жору я видела последний раз года два назад, то в мастерской у него не была лет двадцать, а то и больше. А ведь раньше я наведывалась туда часто и любила сидеть за огромным, словно для пинг-понга, столом. Над ним висели лампы в жестяных колпаках, похожих на корытца, а на столешнице были расставлены разные баночки с красками, клеями, лаками, кисточки, инструменты, похожие на зубоврачебные: пинцеты, шпательки, долотца, зонды, какие-то проволочки с петлями и захватами на конце и всякая подобная всячина. Здесь строились бригантины, корветы, галеоны, а потом разбирались, засовывались в бутылочное горло и там снова собирались. Дядя Жора любил строить корабль прямо в бутылке, даже корпус собирал там по частям. Но мне нравился другой способ, когда он «запузыривал» сложенную модель в бутылочное чрево, а потом тянул за нити такелажа, и корабль распрямлялся: поднимались мачты, разглаживались паруса, натягивались, как струна, снасти, это было похоже на волшебство. Однако парусник в бутылочном футляре все еще был нежизнеспособен. И только закрепив клеем внутри бутылки удерживающие его извне нити, можно было их обрубить, и корабль оставался в стеклянном плену. Это волнующее зрелище не могло надоесть, а сравнить его можно с выползающей из кокона мятой, сморщенной бабочкой, которая расправляется и распускает прекрасные крылья. Об удачных работах дядя Жора говорил: «Есть ощущение ветра в бутылке».
Самой замечательной его работой был морской бой из трех кораблей в огромной дореволюционной «четверти». А чтобы удивлять моих подружек, он запихивал в бутылки зеленые сосновые шишки, они там высыхали, расщеперивались, и никто не мог догадаться, как они прошли в узкое горло.
Еще дядя Жора выращивал в бутылке огурец, и он начал неплохо расти, но потом стух. 45
На работу снова не пошла, отговорилась нездоровьем. Гениям сказала, что в воскресенье, пока я была на дежурстве в офисе, ко мне забрались воры, все перевернули, но ничего не украли, видимо, их что-то спугнуло.
А разбудил меня Костя.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
Какой внимательный стал…
В пять заехал Макс. Завернули в простыню части глобуса, везла их на коленях.
Сагамо мшвидобиса, дядя Жора! Добрый вечер!
В прошлый раз он выглядел хуже. Теперь отрастил бороду, похудел, прямо молодец. Обнимает меня, потом жмет руку Максу и тоже обнимает. Он думает, что это мой жених. Потом за его спиной показывает большой палец, кивает головой и шепчет: «Одобряю».