Эффект Лазаря

Так что существовало два попа Василия. Наверняка у первого, родоначальника, был не один сын, просто имена их забыты. Зато Василий-младший с женой дали дружную поросль – двенадцать отростков. Среди них были пышные ветви, жиденькие и совсем тонкие прутики. Одна дочь – незамужняя, одна – бездетная, двое умерли в младенчестве, имен их не сохранилось. Все остальные дали потомство. Среди них четыре сына, переселившиеся с Украины в Петербург, то есть питерские Самборские: Костин и тети Тасин предки закончили Военно-медицинскую академию и стали врачами, Лилькин – священником, все трое участвовали в русско-турецкой войне. О моем – я уже говорила. А куда делось потомство остальных Самборских, брата Антона, священника в городе Змиеве, обладателя раскидистой ветви? Куда делось потомство трех сестер? У них тоже были разлапые ветви.

На древе я нашла моего прадедушку Бориса Чернышева, вычеркнутого нашей семьей из жизни, словно его и не было. Кира Петровна сохранила верность правде.

Кое-что тетя Тася поведала мне о предках, и я поняла, что это нужно будет сегодня же вечером записать, иначе вылетит из головы. Потом я показала ей карту Сестрорецка в надежде, что по ней она сможет вспомнить, где находилась дача. Не вспомнила. А кроме дачи, меня занимал вопрос о романе Софьи Михайловны и Константина Степановича.

– Бабушка ничего вам не говорила об убийстве своей матери? Что за повод был у мужа, чтобы убить молодую жену, только что родившую ребенка?

– Я считала, что это несчастный случай.

– Тогда почему прадед отправился на каторгу? Вряд ли это несчастный случай. Не был ли родившийся ребенок, между нами девочками, от другого? От Константина Самборского?

– Ничего подобного не слышала, – ошарашенно произнесла тетя Тася. – Почему тебе пришла в голову такая странная мысль?

– Нет мотива для убийства. Зато есть фотография Софьи и ее братца с нежной надписью.

– Видишь ли, раньше люди были душевнее и сентиментальнее. – Тетя Тася задумалась. – Нет, даже представить не могу такое. А кстати сказать, братом и сестрой Софья Михайловна и Константин Степанович были лишь формально.

– Что значит – формально?

– А то и значит. У Самборских, у Степана Васильевича и его жены, не было детей. А у мадам Самборской, насколько мне известно, когда она училась в пансионе, была бедная подружка. Не знаю, как сложилась судьба подружки, но отдала она богу душу, оставив мальчика Костю. Самборские его усыновили и воспитали, как родного. И, наверное, за этот милосердный поступок боженька послал им дочку Варю.

– Ничего себе… Так что же получается, мой брат Костя мне не брат?

– Смотря как считаешь сама. Иной раз близкий родственник чужее чужого, а посторонний – родной.

А еще она сказала:

– Я очень рада, что ты возьмешь архив. Странно, что Лиля равнодушна к письмам своих предков.

– Косте тоже ничего не нужно. А Томик говорит: нельзя возвращаться в прошлое, от времени оно портится, как пищевой продукт. У него свой срок хранения.

– Но мы-то с тобой знаем, что только в воспоминаниях остаются голоса, краски, запахи, – заговорщицки сказала тетя Тася.

Мы продолжали говорить, а в голове у меня билось: не брат, не брат, не брат он мне… Хотя, что это меняло?

Как жаль, что я не могу показать тете Тасе «Эффект Лазаря»! Вот кто бы его оценил! А почему, собственно говоря, не могу? После того, как я подверглась ужасу похищения, у меня руки развязаны, и сама программа уже не является тайной.

Акварель с воротами решила забрать в следующий раз, а свиток с родословным древом замотали в полиэтилен, потому что на улице шел дождь. Когда я уходила, уже у порога тетя Тася остановила меня и вручила прямоугольную пластинку с двумя маленькими круглыми отверстиями и коричневой магнитной лентой внутри. Кассета.

– Совсем забыла. Магнитофона у меня нет, послушать я все равно не могу, а тут записан голос моей мамы.

– Я думаю, кассету можно отдать в мастерскую, там перепишут голос на диск, а я вам принесу диск вместе с ноутбуком, чтобы послушать.

– Ох, как бы ты меня обрадовала! – сказала она прочувственно.

Опять я долго ждала «тэшку», вымокла и замерзла, но была совершенно счастлива. И не успела зайти в квартиру, тетя Тася звонит.

– В Сестрорецке мы не только бабушкину дачу смотрели. Мы были в гостях у бабушкиной кормилицы. Где находился ее дом, я, конечно, не вспомню. Это был не дачный дом, а обычная изба. А вот фамилию кормилицы невозможно забыть, потому что фамилия ее была – Кормилицына! – сказала и засмеялась басом.

Запись в синей тетрадке не была приколом.

48