Мне не терпелось посмотреть бумаги, которые отдала мне тетя Тася. И вот дома, наслаждаясь предвкушением чего-то очень интересного, возможно, даже открытия какого-то, я специально оттягивала урочный момент, пока стояла под душем и жарила яичницу. А уж потом не вытерпела. Яичница остыла, а я все рассматривала фотографии, нашла знакомые лица, но еще больше – незнакомых, требующих консультации тети Таси. Открытки надписанные и чистые. Ничего принципиально нового из надписей на открытках не выяснила, разве что увидела легкий, летящий почерк прабабушки Софьи. Она поздравляла кого-то с именинами. Зато на другой, знакомой мне открытке, с Софьей в белом, стоящей на дорожке Курорта возле кустов роз, я прочла:
«1910. 15/4.
Маша! Знаешь ли ты, кто это на открытке в шляпе? Я бы сама не догадалась, но мама сказала, что это Сонечка. А ведь, правда, похожа! Обнимаю тебя. В».
Ничего нового. Но кто такая Маша? Развернула свиток с древом. Нашла. Мария у нас одна – Лилькина прабабка. А «В», конечно же, Варвара, сестра моего прадеда Константина, кузина и подруга Маши.
Прочла еще одно письмо от Варвары – Марии. Лето-осень после гибели Софьи.
«Сестрорецк. 1910 года 3 июня. Дорогая моя Маняша! Ты даже представить себе не можешь, во что превратилось наше любимое летнее пристанище! Если ничего не изменится, а изменяться нечему, долго я не выдержу. Здесь тетя Надя, Юля с Верочкой, и я с мамой. Конечно, не считая няньки с прислугой. Третьего дня приехал Котя.
Атмосфера гнетущая. Солнце бьет в окна, кругом все зеленеет, цветут яблони и поют соловьи, а дом, как склеп. Тетя Надя постоянно плачет, вся в черном, и нам, по ее мнению, надлежит быть в черном, но мы лишь отчасти следуем этому. Мама хлопочет по хозяйству, Юля занята Верой, а мне делать совершенно нечего. Я должна изображать вселенскую скорбь – прости меня, Господи! – но я ведь и так скорблю. Все развлечения отменены, мы не ходим ни на музыку, ни на теннис, даже на прогулки к морю или по парку. Я прочла Флобера «Мадам Бовари» и очень плакала, но не знаю, над судьбой героини или настроение такое.
Юля очень славная девушка. Мы мало обращали на нее внимания, считая малявкой, но она не по возрасту рассудительна и ребенка обихаживает, будто собственного. Я знаю, что она любила Соню, которая была ей хорошей сестрой, ведь Юля рано осиротела и нуждалась в участии. Как нам всем не хватает Сони с ее веселым, живым и добрым нравом! О судьбе Б.В. пока ничего не известно.