Эффект присутствия

В кормушку высунулся сокамерник Андрюха, измождённый палёным бухлом работяга, получивший пять суток за то, что поджог соседский почтовый ящик.

— Командир! Эй! Где ты, нах?! — хрипло заорал Андрюха. — Тут человеку плохо!

Сержант притопал сразу, открыл дверь, вошел и обнаружил одного из подопечных ему суточников свернувшимся в клубок на краю нар. Дежурный потряс его за плечо, Рубайло медленно, с понтом через силу, повернул бледное окаменевшее лицо.

— С-сердце! — вытолкал он из себя еле слышно. — «Скорую»… П-пжалуйста…

Бригада подъехала достаточно быстро, через полчаса.

— Чего опять стряслось? — громко спросил, заходя в предбанник спецприемника, пройдошистого вида фельдшер.

Серега, навалившийся грудью на торец стола дежурного, ответил с одышкой:

— В грудине жжет, доктор… И в башке всё плывет… Как в тумане все… ни… ни…хера…

Рыжий фельдшер с помощью тонометра измерил Рубайло давление, заставил его открыть рот и высунуть язык, задал несколько вопросов, правильные ответы на которые Серега знал.

— В левую лопатку отдает… Рука… рука, сука, немеет…

— Чего делать? — угреватый сержант выглядел растерянным.

Зорко следивший за ним из-под смеженных век Серега понял, что инструкций насчет него дежурный не имеет. Развивая успех, Рубайло задышал прерывисто и начал заваливаться на бок. Сержант едва успел подхватить его.

Фельдшер станции скорой медицинской помощи Мухин, в течение последней недели дважды приезжавший в УВД по вызовам этого откровенно бандитского вида мужика, конечно, помнил, какие наставления давали присутствовавшие при прошлых осмотрах сотрудники уголовного розыска. Но сейчас оперативников в спецприёмнике не было, тогда как внешние симптомы говорили чуть ли не о предынфарктном состоянии больного. И артериальное давление объективно было выше нормы, пусть ненамного, но выше.

Мухин вполне резонно подумал: «А если он не симулирует, вдруг в самом деле у него сердечко прихватило? Если с ним чего случится, меня сделают крайним. А оно мне надо? Пусть ему в отделении кардиограмму снимут».

В милицейском журнале вызовов «скорой» помощи фельдшер сделал запись: «Нуждается в осмотре специалиста-кардиолога».

— Спасибо, брат, — поблагодарил Серега медика, едва ворочая языком.

— Не булькает, — собиравший чемодан фельдшер на секунду встретился глазами с арестантом и поспешил отвернуться, наколовшись на волчий взгляд.

Дальше всё пошло поехало как по подтаявшему сливочному маслу. Сержант по телефону доложил о поступившей вводной начальнику дежурной смены, тот, чертыхнувшись, что придётся по ерунде гнать машину на комплекс, выделил транспорт и сопровождающего. В приемной медсанчасти оказалась длинная очередь из страждущих. Назначенный сопровождающим увалень-капитан из ОБППР[115], сказал Рубайло «посиди тут», а сам пошёл договариваться с врачом, чтобы их приняли без очереди. Когда наивный «обэпээровец» вернулся в коридор, там и дух Серегин простыл.

Покинув быстрым шагом территорию больничного комплекса, Рубайло пересёк проезжую часть и углубился в жилой массив. В лабиринтах «спального» района, застроенного серыми панельными пятиэтажками-близнецами, он почувствовал себя в безопасности. Головного убора у Сереги в наличии не имелось. Подняв воротник куртки, он двигался дворами, резал микрорайон по диагонали по направлению к частному сектору, к «Салтанихе». От студёного воздуха свободы голова шла кругом, но сейчас Рубайло в ней и не нуждался. Он перемещался в пространстве на автопилоте. Конечной целью его маршрута, выверенного за долгие семь суток, проведенных в спецприемнике, была Варька Овечкина, проживавшая на Эстакаде. Из всех своих тёлок Серега выбрал Варьку по нескольким причинам. Она обитала на собственной жилплощади, отличалась покладистым характером, и около неё Рубайло не засветился. Шукать его у Варьки сто процентов не будут. Серёга надеялся, что искать его менты особо рьяно не станут вовсе, он же не побег из-под стражи заделал, а всего лишь с суток сдернул. Конечно, для порядку мусора сегодня прокатятся по нескольким известным им адресам, напишут бумажки, что не нашли сбежавшего и махнут рукой. Мало, что ли, у них других забот, поважнее?

Пока Рубайло добрался до Варькиной «хрущёвки», продрог он, как бобик бродячий. Не май месяц стоял на дворе, градусов пятнадцать верных, да еще ветерок посвистывал. Без шапки, шарфа и перчаток прогулка через полгорода — не в жилу.

«Только бы эта дура деревенская дома оказалась», — заклинал Серега, яростно оттирая на ходу замерзшие уши.

Варька оказалась дома. Его неожиданному приходу она обрадовалась.

— Здравствуй, любимая, — целуя в дверях женщину, сказал Рубайло. — Со всеми прошедшими тебя!

Они не виделись с первой декады декабря. Тогда Серёга закружил с козырной парикмахершей Оксаной, с ней старый год провожал и новый встречал.

Рубайло вел себя так, как будто всего на полчаса отлучался. Стащил куртку, повесил на вешалку, сбросил тяжёлые ботинки, с наслаждением пошевелил окоченевшими пальцами. По крохотной прихожке в момент расползлась удушливая вонь от сопревших носков и немытой плоти.