Эффект разорвавшейся бомбы. Леонид Якобсон и советский балет как форма сопротивления

Якобсон преобразует сюжет пьесы Маяковского, прибегая к своего рода балетному штампу, связанному с брачной тематикой, но иронично переосмысляет его; жених – Иван Присыпкин, вульгарный и самодовольный конформист, типичный «обыватель», уподобленный, как следует из названия, клопу, а его невеста – распутная дочь грубой, но богатой пары. Присыпкин появляется на сцене на огромном матрасе, а затем, мельком увидев Зою Березкину, чистую и честную «рабочую девушку», суетливо изображает мужчину. Его уловка срабатывает, и она влюбляется в него – пока не приходит Маяковский и не прерывает соблазнение пощечиной Присыпкину, а тот убегает и садится на скамейку в парке, за которой и имела место попытка соблазнения. Якобсон создал Присыпкина как архетипического нэпмана, который с самого своего появления движется в неровном, скрытном и тревожном ритме. Следующей добычей Присыпкина становится его будущая невеста, Эльзевира Ренессанс, утонченная, пышнотелая дочь вульгарной богатой пары, которую Якобсон однажды описал как «язвительную насмешку над жадным общественным классом» (жена Якобсона сказала, что эти образы были задуманы как карикатуры на буржуазную еврейскую семью). Их свадебная церемония пронизана язвительным юмором и выглядит как сатирическая вакханалия, пародирующая скульптурные сатурналии в «Спартаке». То, что Якобсон таким образом отошел от классического стиля, выведя подобных персонажей, особенно раздражало танцовщика Дмитрия Вовка, который входил в небольшую группу танцовщиков, игравших на сцене музыкантов. Якобсон хотел, по словам Ирины, чтобы они танцевали в «еврейской манере», а эта просьба означала повторение специфических жестов еврейского танца. Видя разочарование Вовка, Якобсон предложил молодому артисту показать движения еще раз, и тогда нервный и раздраженный танцовщик прошептал себе под нос: «Я отказываюсь повторять эти жидовские трюки!»[262] Ирина слышала это, но, по ее словам, ее муж, к счастью, этих слов не услышал. Это показательный момент, свидетельствующий об этнической выразительности сатирических танцевальных образов Якобсона и о напряженности, которую они могли вызвать даже среди танцовщиков его труппы.

Рис. 38. «Клоп» (1974). Дуэт на свадьбе Эльзевиры Ренессанс и Присыпкина. Елена Селиванова, Игорь Хохлов и Дмитрий Вовк (стоит). Хореографические миниатюры, Ленинград. Фото: Владимир Зензинов

Клоп и его еврейская невеста заключают брачный союз на огромной кроваво-красной кровати посреди сцены, после чего она метафорически раздевается, снимая два больших, похожих на помпоны цветка, прикрепленных к части купальника, закрывающей ее грудь. Юрий Громов, петербургский профессор и хореограф, назвал этот дуэт на кровати гениальной сценой.

Надел на Нонну Ястребову три розочки, и Константин Рассадин пытался ими завладеть. Когда он снимал две розочки и тянулся к третьей, Маяковский – Аскольд Макаров – хватал его, бросал всех – всю нечисть – на кровать, и поджигал их сигарой, и все горели. Это было удивительно четко, точно и правильно – лучше не сделаешь [Громов 2007:8].

Поэт находится на сцене на протяжении всего балета, сочиняя и организуя танцевальные движения и драматургию движениями рук и поворотами тела, словно демонический кукловод или фокусник, создающий из тел танцовщиков своих персонажей. Российский балетный критик В. В. Ванслов, говоря о «Клопе», высоко оценил его смелость, оригинальность и новаторскую дерзость. Якобсоном «был найден специальный сценический поворот для, казалось бы, совсем небалетной темы» [Ванслов 1980: 155], – писал Ванслов, оценивая значение «Клопа» для русского балета. Смелостью изображения грубой животной страсти «Клоп» также вызвал воспоминания о столкновении Шостаковича со Сталиным и цензорами в 1936 году из-за его оперы «Леди Макбет Мценского уезда», которая была раскритикована в «Правде» за демонстрацию «любви» «в самой вульгарной форме» из-за купеческой двуспальной кровати, занимавшей центральное место в сценическом оформлении[263].

Н. Р. Макарова, которая в восемнадцатилетнем возрасте, будучи юной танцовщицей Кировского театра, была выбрана Якобсоном на главную женскую роль – Зои Березкиной, согласна с точкой зрения, что в центре его внимания была советская культура, выраженная языком модернизма. Она отмечала, насколько радикально было художественное новаторство «Клопа» Якобсона даже с точки зрения выбора темы для балета. Герой Маяковского показывает, как он придумывает каждого персонажа, а затем расписывает их действия с саморефлексией, которую в то время было рискованно изображать на советской сцене. Макарова писала в своей автобиографии: