Балетный фотограф Нина Аловерт, которая была в зале в день представления новой труппы, вспоминает, с какими ожиданиями Якобсон выступал перед этим беспрецедентным собранием, представляя «Хореографические миниатюры». В откровенных и традиционно самоуверенных выражениях он описал их будущее. «Работая с вами, я создам лучшую балетную труппу», – начал он, отметив исторический повод и значимость своих поисков. «Я поставлю несколько новых балетов, мы будем гастролировать на Западе. Я покажу вам мир. Мы станем знаменитыми», – обещал он, описывая вечера новых балетов, которые он создаст на основе уже написанных балетных миниатюр и многих других, которые еще предстоит воплотить. Стоя в советском Доме искусств, он описывал свой собственный Дом танца – организацию, которая будет настолько близка к частному балету, насколько это могли позволить советские чиновники[287]
.Провозглашение нового будущего в месте, связанном с балетом, уже имело прецеденты в Советской России. В. И. Ленин в первые годы большевистской революции, начиная с 1917 года, использовал балкон особняка в стиле модерн в Санкт-Петербурге, принадлежавшего балерине Императорского балета Матильде Кшесинской, в качестве трибуны для своих самых известных речей. В 1920 году со сцены Большого театра Ленин также провозгласил свой план по обеспечению электроэнергией всего Советского Союза (план ГОЭЛРО). В ходе этой речи Ленин заявил собранию делегатов Восьмого Всероссийского съезда Советов со всей погруженной в разруху страны: «Коммунизм – это Советская власть плюс электрификация всей страны» [Ленин 1967–1975, 42: 30], а оборванные и голодные делегаты сидели в холодном, тускло освещенном театре, остро ощущая в тот самый момент, как электроэнергия, связанная с политической системой, может изменить их судьбу[288]
. Теперь, полвека спустя, Якобсон тоже обещал сотворить нечто волшебное, чтобы заполнить пустоту в русском балете. Он хотел всколыхнуть и наэлектризовать СССР танцем, который, по словам В. А. Звездочкина, «перевернет существующие представления о хореографии и ее возможностях» [Звездочкин 1989:19]. Звездочкин продолжал, контекстуализируя достижения Якобсона: «Впервые в истории советского балета создан хореографический театр с собственным оригинальным репертуаром и эстетической программой» [Звездочкин 1989:20].Якобсоновская тяга к «просвещению» будет подкреплена радикальной инновацией – первой с 1920-х годов независимой балетной труппой в СССР, – труппой, сосредоточенной на ключевых элементах танцевального модернизма, но при этом уходящей корнями в классический танец. По замыслам Якобсона, акцент должен был делаться на частном опыте артистов, их самоопределении и переосмыслении танцевального языка для придания ему новых смыслов, и при этом Якобсон не хотел эксплуатировать непереосмысленные традиции и зрелищность как таковую. Его платформой станет первая в Советском Союзе балетная труппа под руководством одного хореографа – труппа, которая, как и труппа Баланчина в США, откажется от внутренней иерархии, состоящей из солистов и кордебалета, а главные роли будут распределяться между всеми звеньями танцовщиков в зависимости от того, кто покажется наиболее перспективным в той или иной партии[289]
. Якобсон считал каждого танцовщика в своей труппе солистом.К шестидесяти пяти годам Якобсон провел двадцать лет, ходатайствуя о собственной труппе, а обращаться с соответствующими просьбами к чиновникам он начал с момента своего прихода в Кировский театр в конце 1920-х годов. Он быстро пришел к выводу, что собственная труппа – единственный способ уменьшить масштаб контроля со стороны партийных комитетов, ведомств и чиновников Министерства культуры, которые вмешивались в его работу или запрещали многие его постановки. Поэтому вместо того, чтобы приспосабливаться к требованиям властей, Якобсон решил пойти по пути отделения.
Когда в 1960-е годы весь советский культурный климат оказался в стагнации, Якобсон превратил инерцию в импульс. Наконец в 1967 году Ленинградский обком партии дал ему разрешение на создание балетной труппы под эгидой Ленконцерта. Якобсон быстро перешел к действиям, провел прослушивание, набрал танцовщиков и начал думать о репертуаре. А через несколько недель чиновники учинили Якобсону очередную препону, неожиданно объявив ему, что решение отменено.