Эффект разорвавшейся бомбы. Леонид Якобсон и советский балет как форма сопротивления

В начале репетиционного процесса танцовщики Ла Скала даже объявили забастовку в знак протеста против требований хореографии Якобсона и его рабочего процесса. Они требовали дополнительных денег, объясняя это тем, что им приходится больше работать, чтобы выучить его неклассические движения. Забастовка продолжалась три дня, в течение которых Якобсон, получив заверения, что они протестуют не против работы с ним, а против сложности его хореографии, наслаждался поездками по Италии за пределами Милана. Его письма к Ирине наполнены восторженными описаниями пейзажей, цветов, удивительной красоты обычных предметов и их оформления. Он получает удовольствие от эстетичного расположения предметов потребления – и сравнивает это с визуальной и эмоциональной серостью жизни в Советском Союзе и влиянием этого унылого существования на внутреннюю жизнь человека. «Я поехал на Комо, знаменитое озеро и итальянский курорт, куда съезжается весь мир. Оно 40 километров в длину. Какие виды, какие горы, архитектура, снежные Альпы!!!» – писал он[357].

Здесь вообще на каждом шагу чудо. Каждый магазин – как сказка. Богатство безграничное, вкус огромный, разнообразие поражает – настоящая эстетика. <…> Каждый магазин буквально такой. Например, рядом с нами находятся крошечные сырные лавки. В их помещении размером 4 на 4 шага продается 270 сортов сыра. А упаковка! А чистота! А обслуживание, вежливость, внимание к каждому покупателю не поддаются описанию. Мы живем в отеле, который тоже не поддается описанию. Он состоит не из комнат, а из квартир[358].

Эта аура детского восторга, с которой Якобсон приветствовал итальянский коммерциализм, однако, не распространялась на его рабочую обстановку в Ла Скала.

Однажды в начале репетиционного процесса Якобсон подошел к Ноно и сказал ему, что ему нужно больше музыки для танцев в опере, которую он хочет поставить. Любимов был потрясен. «В этой конкретной ситуации я встал на сторону композитора», – вспоминает он. «Как можно сказать композитору: “Иди напиши мне еще музыку – мне нужно еще несколько шагов?”» – риторически вопрошает Любимов[359]. Ноно был в ярости. «Кто это? – спросил Ноно у Любимова. – Я потратил год на сочинение, а этот сумасшедший хочет еще одну часть балета? Я должен разрушить сложную гармонию только для того, чтобы дать кому-то возможность сделать еще один поворот?»[360] Якобсону, который в данном случае, похоже, считал композитора менее самостоятельным художником, чем он сам, сказали, что ничего добавлять не будут и что он должен придумать хореографию ровно на время музыки и ни секундой больше. Он подчинился, закончил хореографию к концу января, уехал домой, а через несколько недель вернулся в Милан на премьеру.

Различные творческие конфликты не повлияли на спектакль. Премьера 4 апреля 1975 года в Ла Скала под управлением Клаудио Аббадо, включавшая тридцать танцевальных номеров Якобсона, имела большой успех. Названия танцевальных номеров перекликались с революционной темой оперы – например, «Свобода» и «Парижское восстание», но хореографическое вдохновение Якобсона по-прежнему основывалось на визуальных артефактах старины. «На премьере я увидел Якобсона таким, каким никогда не видел его раньше», – говорит Любимов, вспоминая, как во время поднятия занавеса он осознал, как Якобсону нравится кланяться перед публикой. «Он делал это великолепно», – вспоминал Любимов, объясняя, как Якобсон шел прямо к зрителям, улыбаясь и тепло принимая аплодисменты. Вспоминая об этом проекте тридцать восемь лет спустя, Любимов признался, что не считает вклад Якобсона в проект особо интересным или вдохновляющим[361]. Балетные номера Якобсона существовали параллельно вокальным партиям оперы, и такое расположение понравилось и зрителям, и критикам. Премьера прошла без заминок. Обычно в Ла Скала спектакль идет шесть раз, но опера Ноно была представлена восемнадцать раз. Поэтому неудивительно, что Якобсон вернулся в Ленинград в восторге.