Эффект разорвавшейся бомбы. Леонид Якобсон и советский балет как форма сопротивления

Якобсон пытался следить за проектом издалека, написав Ирине из Милана в феврале 1975 года: «Иронька! Передай привет Кьюкору, Джейн Фонде, Элизабет Тейлор и, пожалуйста, скажи режиссеру, чтобы он отложил съемки Нади Павловой в “Птице” и Плисецкой с Годуновым в хижине». Но как только Якобсон уехал в Италию работать над оперой Ноно, за дело взялся Бельский, и этот вариант исчез; Плисецкая и Годунов также выпали из проекта. Один из оставшихся танцев, вошедших в окончательный вариант фильма, показывает Тейлор в роли Феи-крестной, которая оживляет Огонь (Евгений Щербаков), Воду (Валентина Щербакова), Молоко (Маргарита Терехова) и Сахар (Георгий Вицин), которые исполняют на радость двум детям короткую вариацию оживающей еды. В этих движениях нет никаких следов изобретательности Якобсона, кроме рудиментарной ссылки на пульсирующие движения рук Плисецкой в вариации для Воды, и Ирина даже не рассматривает этот танец как пример его работы. В истории с фильмом «Синяя птица» относительно Якобсона важно то, что после появления у него собственной труппы его международная репутация как хореографа возросла. Фильм вышел на экраны в 1976 году и получил неоднозначные отзывы, а беспорядок, связанный с его съемками, наложил тень на итоговый результат.

Конец

С того момента, как он наконец получил свою собственную труппу, Якобсон занимался хореографией с явной спешкой, как человек, которого поджимают сроки. Отчасти это, конечно, было связано с огромным количеством отложенной энергии, которую он теперь наконец расходовал, создавая балеты для своих собственных танцовщиков без постоянных препятствий со стороны цензуры. Но существовал и такой фактор, как понимание ограниченности сроков, омрачающее его работу. Во время пребывания в Италии Якобсон часто писал Ирине, и наряду с описанием великолепия итальянских пейзажей и товаров в его письмах также упоминались различные режимы употребления только определенных фруктов и овощей или питья определенных соков в попытке справиться с каким-то постоянным, но не уточненным недугом. «Мой муж был наделен огромной интуитивной силой», – говорила Ирина по поводу его постоянных проблем со здоровьем в последние несколько лет жизни.

Он чувствовал, что что-то не так, и каждый год ходил на рентген желудка. Он выглядел здоровым, но что-то его беспокоило. Всех нас вводила в заблуждение его энергия, и мы считали, что регулярное прохождение рентгена – всего лишь очередная его причуда. <…> Врач, который делал рентгеновские снимки, неизменно писал в своем заключении, что все в пределах нормы. Перед отъездом в Италию он снова прошел комплексное обследование, но ничего необычного обнаружено не было[365].

К моменту последнего возвращения Якобсона из Милана, в середине апреля 1975 года, после премьеры оперы «Под жарким солнцем любви», Ирина поняла, что происходит что-то действительно серьезное. Якобсон сильно похудел, был бледен и двигался без привычной бодрости. Он, как и прежде на протяжении многих лет, обошел врачей, чтобы сдать анализы и пройти обследование, и снова они заверили его, что с ним все в порядке, сделав рентген брюшной полости, результат которого они признали нормальным. На этот раз, однако, его врач предложил Якобсонам использовать свои связи, чтобы найти более квалифицированного специалиста по рентгену, на случай, если кто-то в клинике мог что-то упустить. Невестка Якобсона работала рентгенологом (радиологом) в областной клинике, но поскольку рентгеновские снимки никогда не показывали никаких отклонений, Якобсонам не приходило в голову попросить ее посмотреть их. Теперь Якобсоны пошли к ней. Она была шокирована. Она объяснила Ирине наедине, что рентгеновские снимки показывают прогрессирующий рак желудка, который дал метастазы по всему телу Якобсона. Она посоветовала им показать рентгеновские снимки Р. А. Мельникову, известному онкологу, для получения второго мнения[366].