Эффект разорвавшейся бомбы. Леонид Якобсон и советский балет как форма сопротивления

Горделивая независимость, которую Якобсон и его танцовщики испытывали благодаря сотрудничеству в рамках «Хореографических миниатюр», похоже, переросла в иное ощущение себя как личности в мире. «Я слишком поздно обзавелся собственным театром. Но я докажу им, что все еще возможно добиться успеха», – провозгласил Якобсон при основании своей труппы, что говорит о том, насколько велико было его стремление создать свой репертуар и донести его до публики. «Это было невероятно», – сказал о подвиге Якобсона, фактически создавшего собственную балетную труппу, один из государственных служащих, поддерживавший Якобсона и его работы. Он говорил на условиях анонимности, поскольку опасался за свою нынешнюю безопасность, если станет широко известно о его активной поддержке Якобсона в 1970-х годах. Он сказал о достижениях Якобсона: «Это было похоже на полет на Луну – организовать независимый театр танца и продемонстрировать его творческий потенциал»[349].

Вскоре советские чиновники стали откликаться на просьбы извне о гастролях и работе Якобсона и его труппы за рубежом. Как упоминалось ранее, Сол Юрок посетил СССР в первые месяцы после открытия «Хореографических миниатюр» в поисках спектаклей, которые можно было бы привезти в Соединенные Штаты. По сообщениям очевидцев, Юрок был в восторге от труппы, сказав танцовщикам за кулисами после показа, что он собирается привезти их в США, чтобы доказать, что, вопреки всеобщему мнению о том, что в советском балете нет ничего нового, здесь имеется репертуар из совершенно новых балетов.

Запад также жаждал другого образа русского балета, и привлечение Якобсона и его труппы стало бы способом поддержать зарождающуюся оппозицию авторитету советской культуры. Он не заявлял прямо о художественном диссидентстве: скорее, он следовал своей судьбе хореографа в области балетного модернизма, который был фактически заморожен тоталитарной властью. Но, как мы уже писали, предложенные Юроком гастроли «Хореографических миниатюр» так и не состоялись.

Якобсон за границей

1975 год начался для Якобсона благоприятно. Проекты его труппы процветали, обсуждались кинопроекты с его участием на «Ленфильме» и «Мосфильме», а приглашения из-за рубежа наконец-то начали проходить через правительственные фильтры. Самым знаковым международным проектом была новая опера, премьера которой должна была состояться в миланском театре Ла Скала. Она была написана Луиджи Ноно, а ставил ее Ю. П. Любимов, уважаемый советский режиссер и основатель московского Театра на Таганке. Любимов передал просьбу Энрико Берлин-гуэра, генерального секретаря Итальянской коммунистической партии, о том, чтобы хореографом стал Якобсон. Проект должен был быть модернистским по стилю и содержать целый ряд политических программ и посланий, но Якобсона, похоже, больше всего привлекала возможность работать с Любимовым и в условиях, не подвластных советскому надзору.

Ноно был членом Итальянской коммунистической партии, в которую вступил в 1952 году. Итальянская коммунистическая партия была самой активной в Европе, и Ноно с энтузиазмом участвовал в ее деятельности, ходил на демонстрации и беседовал с рабочими, ища пути внедрения коммунистической идеологии в свое искусство. Он сочинял свои произведения так, чтобы в них были задействованы те, кого называли «новыми слушателями», – рабочие. Ноно стремился найти способы установить связь между новым обществом и новыми звуками. С этой целью он написал такие партитуры, как «Просвещенная фабрика» («La fabbrica il-luminata») 1960 года – композиция, которая включала заводские шумы и крики рабочих как часть звукового ландшафта. Его партитура, предназначенная для совместной работы Любимова и Якобсона, «Под жарким солнцем любви» («Al gran sole carico d’amore»)[350], была написана в том же политизированном духе. В данном случае он воспевал «сирен революции», в частности Розу Люксембург и современных женщин – рабочих и революционерок. Наполненная диссонансами, эта опера на звуковом и идеологическом уровне была революционной, а ее присутствие в миланском оперном театре Ла Скала, который Любимов однажды назвал «цитаделью святых правил об опере», гарантировало, что ее прием будет сложным. Все осложнялось и тем, что Ноно собрал вокруг себя трио независимо настроенных советских художников – Любимова, Якобсона и сценографа Д. Л. Боровского из любимовского Театра на Таганке в Москве. Дирижером должен был выступить молодой Клаудио Аббадо – восходящая итальянская звезда. В середине 1970-х годов Radiotelevisione Italiana, итальянская общественная вещательная компания, управляющая несколькими телевизионными станциями, показала спектакль, который Ноно адаптировал и отредактировал сам. Это единственное документальное свидетельство оригинальной постановки.