Ефим Сегал, контуженый сержант (СИ)

Ефим не спешил с горячими обещаниями, хотя и был потрясен представшей перед ним картиной. Чем можно немедля помочь беднягам?.. На заводе жилищный голод. Только в первом послевоенном году начато возведение нескольких многоэтажных домов. Когда они будут готовы принять жильцов - через год, через два?.. Надежда далекая, призрачная... Правда, возможен другой способ... Сотни семей в самом начале войны эвакуировались в глубь страны вместе с заводом. Наверняка кто-то не вернулся из эвакуации, кто-то погиб на фронте или умер. Освободились квартиры, комнаты. Кем их заселили? По логике вещей, в первую очередь полагалось предоставить освободившееся жилье солдатским вдовам с детьми. Почему в таком случае семья погибшего фронтовика Панфилова была обойдена? Неужели за три года не было движения в жилищном фонде завода?

-    Скажите, пожалуйста, Елизавета... Как вас по батюшке?

-    Захаровна... Не надо, меня так никто не величает, и вы зовите просто Лиза.

-    Ладно... Я хотел спросить: вы за годы, что овдовели, обращались куда-нибудь по поводу улучшения жилья?

-    Еще спрашиваете! Куда я только не ходила, кого только не просила! И директора, и завком, и у депутата была на приеме. Все без толку. Разве Мотьку Пенькова переплюнешь? Месяц назад меня надоумили сходить к партийной секретарше Гориной. Пока собиралась, она взяла да уволилась с завода. Говорили, хороший человек. Не повезло мне.

-    Действительно, не повезло, жаль. А кто такой Мотька Пеньков, которого вы никак не переплюнете? Это начальник заводского жилотдела?

-    Точно, он, тьфу, дьявол кривой! Никак мне обиды простить не может, так и говорит: костьми ляжу, Лизка, а тебе и Сережкиному отродью хорошую комнату не дам. И слово свое, поганец, держит, на своем стоит и управы на него нету.

-    А что у вас с ним за счеты, не секрет?

- Какой секрет!.. Дело старое... рассказывать долго. Но если вы не очень спешите, я расскажу, постараюсь покороче.

-    Пожалуйста. Мне не просто любопытно, возможно, для дела пригодится.

Лиза поставила на стол большой алюминиевый чайник, наполнила два граненых стакана кипятком и подкрасила его заваркой, высыпала из пакетика на фаянсовую тарелочку несколько карамелек без обертки, «подушечек».

-    Угощайтесь чайком, Ефим Моисеевич, не побрезгуйте. Так, глядишь, и беседа веселей пойдет.

С превеликим наслаждением отхлебнул Ефим горячего чая. Попавшая в штиблеты вода промочила носки, ногам было зябко и неприятно. Чай вприкуску с карамелькой отвлек от мерзкого ощущения.

-    Перво-наперво, Ефим Моисеевич, объясню почему кривой Мотька на меня злобу имеет. А потому, что замуж за него не пошла, за коменданта общежития, не польстилась. Я ему тогда прямо сказала: не нужон ты мне, Мотька, ни со своим портфилем, ни с хромовыми сапожками, ни с галифе. Люблю Сережу Панфилова, за него и пойду. Мотька мне не поверил, говорит, чего мелешь, дура? У меня отдельная комната в каменном доме со всеми удобствами, я партийный, гляди, скоро в большие начальники выйду, потому как партийные беспременно в начальство выходят... И чем, говорит, я теперь не начальник? Комендант! А кто твой Серега? Работяга, слесарь, да и то третьего разряда. А что у меня одного глаза нет, тоись, я кривой, это делу не помеха, можно сказать, даже лучше. Война, к примеру, будет - твоего Сережку, ворошиловского стрелка, сразу на фронт загребут. А меня, как есть с браком, в армию не призвали, значит и на войну не гожусь. Вот и суди-ряди: все бабы как есть останутся без мужиков, а я вот он - под бочком!.. Тьфу, кобель бессовестный, еще похвалился: я в Любови мужик что надо, помнишь, говорит, нашу Фроську деревенскую, вдовую, она меня за милую душу принимала, не обижалась. Я ему говорю, уйди, Мотька, а то плюну в твою бесстыжую рожу, нашел чем хвалиться перед девчонкой, кобель поганый!.. Он зашипел на меня, зрячий глаз весь злобой налился, пригрозил: пожалеешь! Будет поздно. Я за тобой в деревне два года ноги бил, здесь второй год топаю... Хрен с тобой! Ты у меня еще поплачешься, попомнишь Мотьку! И надо же, вышло так, как он пообещал!

«Ну и тварь Пеньков!» — поморщился Ефим брезгливо.

-    Вы, как я понял, с ним земляки?