Ефим Сегал, контуженый сержант (СИ)

-    Довольно, Фима, довольно! - Роза опомнилась первой. - Оставьте немножко на следующий раз! - Она, смеясь, загородила лицо руками, вырвалась из крепких объятий.

А потом они бродили по аллеям, дурачились и смеялись, радовались неосознанной радостью, жалели, что так быстро промелькнул прекрасный вечер...

По прямой широкой аллее с высокими липами и кленами по сторонам, не торопясь, направились к дому Розы. Внезапно, как нередко бывает в сентябре, налетел порывистый ветер, сорвал с деревьев уже желтеющие листья. Один опавший листок завершил свой первый и последний полет на кудрявой головке Розы. Глядя, как лист тесно прижался к ее волосам, Ефим вспомнил свое стихотворение «Сентябрь». Он уже собрался прочесть первые строки:

«Уходит лето. С каждым днем Зеленый лист чуть-чуть желтеет,

Скупее солнце землю греет Все угасающим огнем...», -

но Роза вдруг произнесла совершенно прозаическую фразу:

-    Да, едва не забыла... Мои родители просят вас зайти на чашечку чая, вечером в буцни или в выходной день, как вам удобно.

Словно с неба на землю спустили Ефима. Стихи замерли на губах... А ему так хотелось прочесть их Розе, услышать ее похвалу! Однако, вместо этого...

Разумеется, он обязан познакомиться с родителями своей предполагаемой невесты, как же иначе?

-    Да-да, непременно, я побываю у вас. Но... понимаете, у меня очень скудный послевоенный гардероб.

-    И вам неудобно появиться у нас не при параде, - договорила Роза. — Полно, мои папа и мама достаточно тактичные люди. И встречают не по одежке.

-    Тогда до ближайшего воскресенья!

Он весело шагал к общежитию, совсем беззаботно, как буцто бы и не существовало на свете ни завода, ни газеты, ни трудных дел, ни неустроенности.

Глава двадцать шестая

Не успел Ефим на следующее утро переступить порог редакции, как Пышкина вручила ему пачку писем.

- Все зарегистрировала, кроме одного, вам лично.

Он сразу же вскрыл адресованное ему письмо. Оно оказалось от его соседей по дому отдыха. «Спешим сообщить, - писали они, - что на другой день после вашего отъезда кормить в столовой стали лучше и вкуснее, что раньше и что теперь, это день против ночи. Вспоминаем вас добрым словом. Догадываемся, что кормежка улучшилась из-за вас. Жаль, вам самому не пришлось попользоваться своими трудами...»

Ефим прочел письмо до конца, довольно потер руки. Все получилось так, как он и предполагал.

Пришел Гапченко. Произнес на ходу свое обычное: «Здрасьте!» - и добавил:

-    Ефим, зайди ко мне!

Захватив письмо из дома отдыха, Ефим последовал за редактором.

-    Садись, дело есть... Я смотрю, у тебя отличное настроение.

-    Вы как в воду глядели. - Ефим подал редактору только что полученное письмо.

-    Ничего не скажешь, хитры домотдыховские дельцы. А мы их перехитрим! Недельки две-три подождем и тогда все сделаем по нашему плану - подошлем комиссию и прочее... Спрячь письмо, оно скоро пригодится. А теперь слушай внимательно. Помнишь, ты мне показывал жалобу старого слесаря, кажется, его фамилия Нагорнов. Так вот, в этом цехе ЧП! Крутов опять нагрубил Нагорнову, тот бросил работу, наотрез отказывается прикасаться к тискам, пока начальник цеха перед ним не извинится... Забастовка! Неслыханный скандал, понимаешь! Где ты видел, чтобы у нас, - Гапченко с особым нажимом произнес «у нас», - кто-нибудь, когда-нибудь отважился бастовать?! И как на грех, Нагорнов на своем месте незаменим. Весь цех застопорило. Нагорнов третий день приходит в цех, к инструменту не прикасается, гнет свое! Вчера Крутов издал приказ об увольнении его за саботаж и направил в отдел кадров.

Ефим слушал редактора с настороженным вниманием. Он сразу же понял суть конфликта и безоговорочно встал на сторону старого рабочего.

-    Ты себе не представляешь, какой на заводе из-за этого переполох! - продолжал с увлечением Гапченко. Чувствовалось, что где-то внутри вся эта история его крайне занимает. - Вчера мне звонил из кадров Родионов, рассказывал, что Нагорнова вызывал к себе уполномоченный МГБ на заводе, соображаешь? Пригрозил ему Лубянкой, мол, саботажникам у нас одна дорога - за решетку. Нагорнов - мужик упрямый, с характером, твердит: сорок лет проработал на заводе честно, никому не позволю себя поносить, как последнюю тварь, да еще при народе. Требую от Крутова извинения при всех. Нет - так сажайте в тюрьму, если имеете право... Знаешь, Ефим, - Гапченко намного помедлил, - Родионов, по-моему, на его стороне.

-    А вы? - вырвалось у Ефима.

-    Погоди! Не перебивай! - так и не ответил на вопрос Ефима редактор. - Родионов просил меня поручить Сегалу, то есть вашей милости, разобрать сей щекотливый вопрос. Я не против... Да-а! Если бы мы тогда немедля отреагировали на жалобу Нагорнова - кто знает, возможно, ничего такого не случилось бы. Это нам урок!.. Значит, так, отправляйся в цех, выясни все досконально. Кстати, завтра выходят на работу Адамович и Алевтина. И мы пригласили на штатную должность грамотную девушку из цеха. Пока обойдемся без тебя. Действуй! Твоя стихия!

Сегал позвонил по телефону начальнику отдела кадров.