Ефим Сегал, контуженый сержант

Так… Карточки в кармане… А что ждет его в цехе, чем там обернется для него стычка с Яшкой – вопрос!.. Уголовного наказания он избежал. А как с административным?.. Он вознамерился было из карточного бюро направиться к цеховому начальству, но передумал: кончится больничный лист – тогда и пойду, хорошее на закуску… Так куда же теперь? Можно съездить в домоуправление по довоенному месту жительства – должны же вернуть ему комнату!.. Нет, пожалуй, и с этим благоразумнее повременить: верный скандал. Успеется.

Ефим стоял на людном тротуаре, рассеянно скользил глазами по прохожим. Нечаянно взгляд его остановился на молодой женщине, светловолосой, стройной. Чем-то она напомнила ему Клаву, его Клаву… На душе словно кошки заскребли… Вот было бы чудо, если бы он сейчас с ней встретился! Где она? Как живет?.. Да жива ли вообще? Может быть, она по-прежнему во Владимире, а возможно… Постой, постой!.. Ефим вдруг припомнил: она рассказывала, что до войны жила в Москве, работала в научно-исследовательском институте, он не запомнил, в каком именно. В октябре сорок первого институт эвакуировался на восток, а она, уже получившая похоронку на мужа, переселилась с маленькой дочкой на родину, во Владимир, к родителям. «Вот как я очутилась здесь, – рассказывала Клава, – но в Москву вернусь обязательно». «Может, уже вернулась, – с надеждой подумал Ефим. – А если вернулась, где живет? Попытаться узнать через адресный стол?..»

Минут через сорок он держал в слегка дрожащих руках маленький розоватый листок с адресом Клавдии Петровны Серегиной!..

Это был старый пятиэтажный дом на старинной московской улице. Ефим вошел в просторный подъезд. Квартира, указанная в справке, находилась на одном из верхних этажей. Он поднимался по широким и пологим лестничным маршам. От волнения чуть задыхался. Вот, наконец, и нужная ему квартира. На высокой коричневой двери – несколько почтовых ящиков, табличка с фамилиями жильцов, против каждой – цифры: кому сколько раз звонить.

Ефим трижды прочел список, но фамилии «Серегина» не обнаружил. Еще раз заглянул в справку: нет, он не ошибся ни домом, ни номером квартиры. В чем же дело?.. Наугад два раза нажал кнопку звонка. В квартире послышались шаркающие шаги. Дверь открыл седой, опрятный старик.

– Вам кого? – спросил беззубым ртом.

– Мне Серегину, Клавдию Петровну.

– Ждешь таковая не проживает. – Он собрался закрыть дверь, пошамкал губами, подумал и вдруг спросил: – Как вы шкажали? Клавдия Петровна?

– Да! Да!

– Клавдия Петровна у нас проживает, фамилии ее я не знаю, может и Шерегина… А мужа ее фамилия Штолбов.

Ефиму будто горло сдавили:

– Нет у нее никакого мужа, его убили на войне.

– Ешть муж… Ежели это она, проходите. Пошледняя дверь направо.

Ефим прошел в конец длинного, заставленного всякой всячиной коридора, постучал в указанную дверь.

– Войдите! – ответил женский голос.

У него учащенно забилось сердце: голос Клавы! Низкий, певучий, грудной голос Клавы – это она!

Рывком открыл дверь и… замер! Навстречу ему шла Клава. Белокурая, красивая, с чуть припухлыми губами, странно располневшая… «Беременна!» – словно чем-то жгуче острым резануло Ефима. Она сразу узнала его, побледнела, губы ее нервно дрогнули, серо-голубые глаза расширились. Она протянула навстречу Ефиму до боли знакомые руки.

– Фима! Фима! Какими судьбами? – проговорила слабым голосом, ноги ее внезапно подкосились, она покачнулась…

Ефим едва успел подхватить ее, отнес на диван, бережно подложил под голову вышитую подушечку, снял комнатные туфельки. Ноги – как лед, руки – тоже, она без сознания. Ефим растерялся: что делать? Вспомнил, что в таких случаях полагается сбрызнуть человека водой. Где вода? Ах, вот она, в зеленом стеклянном кувшине на столе. И стакан рядом. Ефим усердно брызгал воду на ее лицо, осторожно тряс:

– Клава, Клавочка, очнись, что с тобой? Очнись, пожалуйста! Родная! Ну, очнись же!

Кажется прошло не меньше получаса, прежде чем она медленно приоткрыла таза, лицо ее чуть порозовело.

– Извини, – сказала чуть слышно. – Это так внезапно… так неожиданно… Не ждала я тебя, понимаешь, совсем не ждала… Прости…

Ефим взял в свои ее теплеющие руки.

– Не волнуйся так, успокойся. Я случайно нашел тебя в Москве. Ведь я ничего этого, – Ефим невольно подчеркнул слово «этого», – не знал, честное слово не знал. Иначе разве посмел бы к тебе явиться?

– Дай, пожалуйста, водички. – Клава медленно, с паузами, пила маленькими глоточками. Ефим с горечью и укоризной смотрел на дорогие, да, еще дорогие черты, с болью начиная осознавать: волею судьбы вновь найденная им любимая женщина теперь потеряна для него навсегда.

– Ой, что же это я разлеглась? – с завидной для беременной легкостью она соскочила с дивана, сунула ноги в туфельки, тонкими ловкими пальцами поправила белокурые пышные волосы, мельком бросила взгляд в зеркало. -

Я очень постарела, подурнела? – спросила нарочито кокетливо.

Ефим понял: и кокетство, и нарочитость-уловка, чтоб уйти от объяснения с ним.

– Не очень, – ответил он. – Ты все такая же красивая, даже в таком положении.