Стараниями Ефима и Нади, трудами новенького сотрудника Жоры Белоголовкина и показными хлопотами Крошкиной газета выходила регулярно. Помогала и Дубова. По-своему, со всей зоркостью рысьих глаз следила она, чтобы на страницах многотиражки не появилось бы ничего «такого». Как и полагается партидеологу, методично, в каждом номере, выступала с длиннющими статьями, определяющими, как она считала, лицо газеты и направляющими мысли читателей в нужное политическое русло.
С несвойственным ему равнодушием смотрел Ефим на свою во всех отношениях бледную, беззубую, как глубокий старец, многотиражку. Не до нее теперь было: заедала нищета. Денег на жизнь не хватало, не вылезал он из долга у прижимистого бухгалтера, не упускавшего случая унизить его нотациями и поучениями. Выматывала и бытовая неустроенность. Козырь не торопился отселить девочку Марусю…
В коридоре квартиры вечно чадили керосинки, отвратительная смесь запахов копоти и еды проникала в комнату. В комнате холодно, промозгло, дрова сырые, печка неисправна…
Тяжкий крест нес Ефим. И казался еще тяжелее он, этот крест, оттого, что давил непосильным грузом на Наденьку. Не сетуя, не упрекая друг друга, несли они трудную житейскую ношу. В череде серых будней, словно солнышко, светила им, согревала и прибавляла силы немеркнущая, нетускнеющая любовь. Только молча, втайне, Ефим казнил себя за непомерные страдания, омрачавшие жизнь Наденьки. Однажды, в горькую минуту, родились у него строки, обращенные к многострадальной, неизменно ласковой жене.
Я мучаюсь украдкой,
Не раз себя кляня,
Что жить тебе не сладко,
Хорошая моя.
Что с первых километров Далекого пути На лобовые ветры Приходится идти.
Морщинками усталость Легла у глаз твоих.
Хотя бы ветер малость Унялся и утих.
А он, неугомонный,
Бушует и ревет.
– Быть может, повернем мы?
– Нет, – говоришь, – вперед!
Горькие стихи, но не беспросветные. Заключительные строки вырываются из минора в мажор, из мрака к свету.
Глава шестая
Егор Рызгалов – начальник отдела рабочего снабжения ОРСа – слыл работником высочайшего класса, поильцем, кормильцем многотысячного коллектива. Высокий, худощавый, в безукоризненно сидящей на нем военной форме, он и впрямь производил впечатление человека энергичного и знающего свое дело. За два с лишним года работы в редакции Ефиму не приходилось с ним сталкиваться: ни одной жалобы непосредственно на Рызгалова за это время не поступало.
… Как-то в редакцию пришел немолодой мужчина.
– Здорово, товарищ Сегал, вы меня не узнаете? – спросил он, подходя к Ефиму. – А я с вами знаком еще по пересылке, вместе пришли на завод. Фамилия моя Забелин, зовут – Корней Лазаревич. Дело у меня к вам есть… важное, – добавил значительно, – желательно побеседовать с глазу на глаз. – Он поглядел на машинистку, Алевтину и Надю. – Я – общественный контролер. Дело срочное.
Они уединились в пустующем, по обыкновению, читальном зале парткабинета.
– Как тебя величать, редактор?.. Оба мы солдаты, стало быть, «выкаться» нам ни к чему. Верно?
– Не редактор, корреспондент, – поправил Ефим, – зовут Ефим Моисеевич.
– Добро! Слыхал я о тебе на заводе много хорошего, парень боевой, смелый. Мне теперь такой и нужен. – Забелин пятерней пригладил свои буйные полуседые кудри, оправил пояс, стягивающий гимнастерку. – Я работаю слесарем по ремонту оборудования. После Победы остался здесь: семью мою немецкая бомба в воронке похоронила. Куда мне ехать? Работаю и работаю. С год назад меня, как бывшего фронтовика, ввели в рабочий контроль. С той поры я после смены частенько бываю в заводских продмагах, слежу, чтоб продавцы не очень баловали, не обманывали, не обвешивали покупателя, само собой, пересортицей не занимались…
Ефиму стало не по себе: конечно же, явился к нему этот обстоятельный посетитель с банальным магазинным происшествием, кого-то обвесили граммов на сто. Эка невидаль! Поэтому он поторопил Забелина:
– Ну, а дальше?
– Не погоняй, Ефим, не «нукай», всему свой черед. Думаешь, пришел к тебе старый солдат по давней памяти язык почесать? Н-нет, дорогуша! Обвес, обмер и прочая пакость – тоже не пустяк! И кабы всем миром бороться с ворьем, жульем да прочей нечистью, толк вышел бы, точно!
Ефим изумился. Забелин как будто подслушал его мысли и вывод сделал точь-в-точь такой же: «Кабы всем миром!»
Забелин смотрел на него пытливо, проницательно.
– То-то и оно, – сказал он, будто продолжая мысли Ефима, и вдруг спросил: – Какого ты мнения насчет нашего начальника ОРСа Рызгалова?
– Если судить по его непосредственным подчиненным – завмагам, завстоловыми, то каков поп – таков и приход. Несомненно, мужик хитрющий, верткий, на руку, наверняка, не чист, но за руку не пойман. А, как известно, не пойман – не вор.
– А ежели пойман? – Забелин хитро подмигнул.
– Пойман?! Кем? Когда?