Ефим Сегал, контуженый сержант

– Не совсем, говоришь? Хорошо, растолкую подробнее. – Щукина подвинула к себе поллитровую банку с кусками сахара (средство, по ее словам, стимулирующее работу сердца), вынула толстыми пальцами кусок, сунула в рот, громко хрустнула им и продолжала вкрадчиво: – Я бы очень не хотела начинать свою работу в редакции с репрессий. Ты – жена, ты – друг и товарищ Ефима. Потолкуй с ним ради вас же самих. Пусть он утихомирится, пусть добросовестно выполняет мои поручения, пусть не прется на рожон, побережет свое здоровье. Ничего другого от него не требуется… Слыхала? «Ласковый теленок двух маток сосет».

– «Ласковый теленочек», – от души смеялась Надя, пересказывая Ефиму беседу со Щукиной, – ну что тебе стоит, стань смирненьким, овальненьким, слепеньким.

– Смех смехом, а работу мне придется подыскивать, нечего ждать, пока с треском выгонят. Жаль, этим пока заняться не могу: еще одного руководящего предстоит ошельмовать. А ради такого дела мне необходимо месяца два-три значится сотрудником нашей газеты и даже прикинуться паинькой. – И Ефим рассказал Наде об операции «Мясо». Ее лицо стало очень серьезным и озабоченным.

– Неужели ты считаешь возможным при наших теперешних обстоятельствах… Хоть бы со мной посоветовался. Или сам все уже решил?

– Наденька, друг мой единственный, мы только что смеялись над задумкой Щукиной превратить меня в теленочка… В одном лишь случае я согласился бы идти против совести: если бы на карту была поставлена твоя жизнь. Постарайся понять меня, прошу… Не могу я, даже при нашей во всем неустроенной жизни, быть другим, не могу.

– Ладно, – произнесла Надя едва слышно, – значит, так надо.

Щукина решила с утра поговорить с Ефимом.

– Садись, Фима, – сказала с напускной теплотой. Пристально вглядываясь в Ефима, старалась угадать: урезонила его Надя или нет.

А Ефим задумал сыграть – изобразил смиренное лицо, тянул на редакторшу и тут же, как виноватый, опустил глаза.

«Урезонила! Молодец, Надежда», – обрадовалась Щукина, притворно-ласково промолвила:

– Я не злопамятна, Ефим Моисеевич, давай вместе трудиться на благо нашей любимой Родины. Энергии у тебя хоть отбавляй, опыта тоже. В моем лице ты всегда встретишь чуткого начальника. Давай же общими усилиями поднимать уровень нашей газеты.

«Чуткий начальник, – улыбнулся про себя Ефим, – притворяйся, притворяйся, рядись, щука, под золотую рыбку! Черта с два ты меня объегоришь!»

– Да, Ефим, хотела попросить тебя, – продолжала тем же фальшиво-приветливым голосом Щукина, – в порядке взаимопомощи, подучи, пожалуйста, Жору всяким газетным премудростям: верстке, правке материала, оформлению полос, ну и всякому прочему. Ему надо скорее постигать ремесло, к тому же он сможет заменить тебя во время отпуска или если, не дай Бог, заболеешь.

«Ах, ты, рыба-щучка! Ишь что придумала! – насмешливо подумал Ефим. – Грубо, топорно… Уж не считаешь ли ты меня идиотом: дай мне, Сегал, дубинку в руки, и я тебя ею – по башке! Вот бестия!»

– Я, конечно, могу его кое-чему подучить, – по возможности бесстрастно сказал он, – только журналиста из него не получится. Бог не дал.

Щукина недовольно поморщилась

– Выйдет, не выйдет – там видно будет. Белоголовкин – коммунист! А это что-нибудь да значит! Кстати, – она сощурила желтенькие с реденькими ресничками веки, – ты не собираешься вступать в партию? Марфа Степановна, кажется, сделала тебе такое предложение?

– Я не подготовлен еще к такому шагу. Потом, может быть….

– Тебе виднее. – Она осталась довольна: беспартийного легче выдворить из редакции – не потребуется согласований, не надо ни у кого испрашивать разрешения.

В вопросе партийности Сегала мнения Щукиной и Дубовой расходились. Дубова, наоборот, тащила Сегала в партию с дальним прицелом: скрутить его партийной дисциплиной, обеззубить, превратить в аллилуйщика.

Среди текущих дел и забот Ефим как-то подзабыл о рызгаловском деле, не посетил, как обещал, Забелина. В один из дней, просматривая свежую редакционную почту, он обнаружил небольшое письмо. «Товарищ редактор! – писал рабкор. – В заводских магазинах в этом месяце не выдают мяса. Заменяют яичным порошком и кое-чем прочим. Непонятно. Жена работает на шарикоподшипнике, так у них мясо полностью отоварили. А у нас почему?»

«Балда! – ругнул себя Ефим, прочитав письмо. – Как я посмел забыть? Забелин тоже хорош! Пришел, наговорил и в кусты, что ли? Сегодня же схожу к нему в цех. Непременно».

Перебирая письма дальше, он увидел одно адресованное ему лично, вскрыл конверт, развернул вчетверо сложенный лист бумаги, начал читать.