Ефим Сегал, контуженый сержант

Не больше минуты требовалось, чтобы пробежать глазами несколько строк. А Щукина держала письмо перед собой минут пять. Молчала, шевелила губами, морщила нос, поднимала и опускала реденькие брови. Ужимки выдавали некую работу непривычных к тому мозгов Марии Георгиевны. «Черт возьми, – думала она, – узнал-таки о мясе. Наверняка будет совать нос в эту историю. Вчера в парткоме была строго конфиденциальная беседа на сей счет.

Товарищ Дубова предупредила: ни-ни об этом… Как быть? Прежде всего необходимо вывести из игры Сегала».

– Присядь, Сегал, – сказала она, не отрывая глаз от письма, – присядь…

– Мария Георгиевна, – спросил он вроде без всякой заинтересованности, – вы, возможно, знаете что-нибудь о причинах отсутствия мяса?

– Я?.. А что? О каком мясе? Ах, да, об этом! Понятия не имею. А ты проверял, рабкор не врет?

– Конечно, проверял. Был в двух наших продмагах, звонил в два других. Ответ один: мяса по карточкам в этом месяце не было и до следующего не будет.

Редакторша подняла на Ефима свинцовые глаза.

– Кроме тебя в редакции письмо кто-нибудь читал?

– Вряд ли. Анфиса Павловна его зарегистрировала, но читать, вероятно, как обычно, не стала.

Щукина помолчала, потом, будто опасаясь подслушивания, понизив голос, сказала:

– Пусть пока все будет между нами. Сам понимаешь – вопрос щекотливый, скорее всего, какое-то недоразумение.

«Преступление, и масштабное, – мысленно поправил Ефим, – и вы сие, мадам, прекрасно знаете».

– Факт, недоразумение, – с деланной уверенностью повторила Щукина, сегодня же, в крайнем случае, в ближайшие дни, досконально все выясню. И тогда можно будет обоснованно ответить рабкору. Пока на этом остановимся. Можешь идти.

Ефим направился к выходу.

– Одну минутку! – окликнула Щукина. – Как там Жора? Набирается газетного опыта? Ты натаскиваешь его?

– С таким же успехом можно натаскивать овцу на дичь.

– Ты так думаешь? – криво усмехнулась Щукина. – Посмотрим. Да, не забудь: никаких мер без моего ведома по письму рабкора не принимай, никакой самодеятельности.

То, что случилось спустя два дня после этого разговора, внесло путаницу в рызгаловское дело.

Утром Щукина вызвала к себе Ефима.

– Ну-с, – басила она злорадно, – с сегодняшнего дня мясо в наших магазинах есть, талоны отовариваются, ото-ва-ри-ва-ют-ся, – отчеканила она победоносно и добавила скороговоркой, – хоть и не по полной норме… Можешь ответить рабкору.

От неожиданности Ефим не сразу нашелся, что сказать.

– Да, но ведь около месяца мяса не было. Факт!

– «Факт», «факт», – передразнила Щукина, – заталдычил… Товарищ Рызгалов мне объяснил: задержка произошла по независящей от ОРСа причине. Теперь все в порядке.

– Не совсем. Мяса дают, как вы сказали, по неполной норме. Почему?

– Ну и дотошный ты товарищ, Ефим, вредоносный, я бы сказала. Тебе хоть бы к чему придраться, лишь бы скомпрометировать руководящего работника… Так вот, на сей раз, Ефим Моисеевич, сорвалось!

– «Придраться»?! «Скомпрометировать?!» – возмутился Ефим. – Я честно выполняю профессиональный долг журналиста: стоять на страже общественных интересов, обличать нарушителей закона и морали. Моя задача не придираться и компрометировать, как вы изволили выразиться, а обличать. Понятия, как видите, полярные. Это вам как редактору, члену партии надлежит знать!

Толстые щеки Щукиной задрожали. Ефим ждал услышать брань, но к его удивлению, она, немного помолчав, глянув в его сторону с нескрываемой неприязнью, процедила сквозь зубы:

– Ладно, Сегал, можешь пока идти.

Он не вышел, а словно вырвался из ее кабинета. В общей комнате Нади не было. А она так нужна ему теперь!

– Куда ушла Надя? – обратился он к Пышкиной.

– Забыла доложиться, – ответила та в своей манере.

На столе Ефима зазвонил телефон.

– Фима, – услышал он с облегчением желанный голос, – зачем тебя вызывала Щукина?.. Я жду тебя у проходной.

Она встретила его на полпути от редакции.

– Чем ты так взволнован?

– Гады, мерзавцы, все они – одна шайка-лейка, – ругался в сердцах Ефим.

– Успокойся, что случилось?

– Ошеломляющая новость! Рызгалов и компания, почуяв недоброе, раздобыли где-то немного мяса. Месяц на исходе, большая часть талонов отоварена эрзацами, делают видимость благополучия. Рызгалов – уголовник, да еще какой! Копнуть хорошенько – вскроются и не такие махинации. Нельзя оставлять дело на полпути.

Надя молчала.

– Помнишь, Фима, – неторопливо заговорила она после некоторого раздумья, – ты как-то рассказал мне о старом докторе? Он тогда, сам того не подозревая, дал тебе ключ к пониманию всего, что происходит в нашем славном Отечестве?

– Ты имеешь в виду его слова о государственной и общественной Системе? Полагаешь, что с рызгаловским делом я упрусь в нее, как в непробиваемую броню?

– Вот именно. Может быть, ты в азарте забыл о ней – о всемогущей и всеохватывающей, как сам назвал однажды?