Легко сказать Красницкому: «Напишите, Сегал, сказочку о садовых цветах». Что и как писать, если Ефим и названия многих из них не знал! Неизвестно, чем кончились бы его поиски и раздумья, не набреди он в одну из прогулок в Измайловском лесопарке на огромную цветочную оранжерею. На несколько часов погрузился он в реальное и фантастическое царство прекрасных растений. Гидом его оказался истинный певец флоры, старый цветовод. Изумленному слушателю он рассказал действительно необыкновенные истории о цветах, живых, трепетных красавицах Земли. Ефим сделал уйму записей в своем блокноте, запомнил многие из интереснейших новелл цветовода-поэта, сумевшего пробудить и у Ефима чувство восторженного преклонения перед этим чудом природы.
Новую сказку Ефим так и назвал: «Дедушкина оранжерея». Вдохновенно, усердно трудился над ней больше недели.
– Молодчина, – похвалил Красницкий, – как раз то, что нам нужно. Талант! – Без лишних слов он заполнил безавансовый договор, заручился подписью автора. – Сколько будет два раза по тридцать тысяч, молодое дарование, потрудитесь-ка посчитать? Шестьдесят кусков, как говорят деловые люди… Шестьдесят! У вас не кружится голова? – Желтоватые глаза Красницкого лихорадочно блестели, как у удачливого картежника за игорным столом. – Живите приятными предвкушениями!
Ефим расхрабрился.
– Спасибо, Даниил Борисович, но… – он слегка замялся, – даже из самых радужных предвкушений обеда не сваришь.
– Ммм… Понимаю, понимаю… – Красницкий достал из кармана знакомый бумажник, положил его перед собой, вперил в Ефима удавий взгляд. – Ну-с, брат, пишите расписочку в полторы тысячи рубликов. Тут вся моя наличность. Кончится эта сумма – приходите, будем соображать дальше.
Отбросив сомнения да подозрения, Ефим написал расписочку, спрятал деньги, спросил на всякий случай:
– Теперь и «Дедушкину оранжерею» спрыснуть полагается? – хотя вовсе не хотел снова идти в ресторан с Крас-ницким.
– Нет-с, дорогой, – отозвался после недолгой паузы Красницкий, – в другой раз. При окончательных расчетах. У нас с вами все впереди, торопиться некуда.
Выйдя из издательства, Ефим позвонил Наде.
– Всего-то я задолжал ему две тысячи – тридцатую часть будущего гонорара. Пустяки, правда?
– Правда, – ответила она не сразу, неуверенно. – У меня к тебе просьба, Фима, отправь нашим в Озерки рублей триста переводом. Ты знаешь, как там… И купи что-нибудь поесть, на твое усмотрение. Я буду в обычное время.
Глава десятая
Остаток года незаметно канул в Лету. Никаких, почти никаких изменений в жизни Сегалов не произошло, если не считать того, что они и их соседи по квартире получили небольшое, но весьма существенное коммунальное удобство: после настойчивых ходатайств Ефима небольшая ничейная кладовочка по соседству с комнатой Сегалов была переоборудована под общую кухню. Для устройства выхода из нее в общий коридор они даже пожертвовали угол своей комнаты.
И вот, в один прекрасный день, в длинненькой, узенькой комнатке-шестиметровке выстроились вдоль стены, впритык один к другому, «гуськом», четыре крошечных столика – по числу проживающих семей. Из коридора на кухонные столики перекочевали керогазы и керосинки, из комнат – ведра с водой.
Приятное это новшество было первой ласточкой, возвестившей приход весны, как думалось, и в жизни Ефима и Нади. Нет, не весны любви: она для них наступила давно и длится, слава Всевышнему, наперекор трудностям и испытаниям – длится!.. Близилась, судя по обстоятельствам, иная для них долгожданная весна – начало их мало-мальски безмуторной жизни. И росла надежда, что, возможно, февраль наступившего нового года и окажется для четы Сегалов тем судьбоносным месяцем.
И настал он, месяц весны света, встречи зимы и весны, месяц начала победы солнца над мраком, тепла над холодом… Вот таким-то ясным февральским днем спешил Ефим на свидание к Даниилу Борисовичу Красницкому, которое тот назначил ему не в издательстве, не в ресторане, а… у себя дома! Почему именно дома? Ефим и Надя долго бились над очередной загадкой странного издателя, да так ни до чего и не додумались.
Красницкий встретил Ефима в просторной великолепной прихожей. На нем ладно сидела темно-зеленая шелковая пижама, по пятам следовал кобель-боксер. Перехватив опасливый взгляд Ефима, Даниил Борисович успокоил:
– Не бойтесь, Рекс при мне не тронет. Снимайте пальто, проходите, пожалуйста.
Хозяин провел гостя через несколько комнат, обстановка и убранство которых напоминали музейные покои графа Шереметьева. Не составил исключения и кабинет. Ефиму ни разу не доводилось видеть подобных личных апартаментов. Он даже малость оробел и не сразу решился опуститься в мягкое кресло, обитое голубым штофом. Красницкий расположился в таком же нарядном кресле за богато инкрустированным письменным столом.