Эфиопские хроники XVII-XVIII веков

Тем временем дела Синоды шли хорошо. Он был назначен воспитателем царских детей, которых учил закону божию и литургическому и литературному языку геэз, для чего написал специальную грамматику, получившую известность в кругах книжников. 4 октября 1723 г. он преподнес царю к поминкам его матери свое новое литературное произведение — элегию «Забвение печалей», за что был пожалован золотым обручьем. Однако давней его мечтой и целью оставалась должность придворного историографа — цехафе-тээзаза. Он продолжал писать «Историю» царя Бакаффы, и, когда царь, учитывая его занятость, предложил 14 января 1724 г. освободить его от этой обязанности и дать ему синекуру, Синода отказался (с. 299). За вожделенное место нужно было бороться, и Синода боролся, боролся своими, литературными средствами. Он не оставлял своей «Истории», хотя цехафе-тээзазом был назначен не он, а Вальда Хаварьят, который одновременно получил и традиционную синекуру цехафе-тээзаза — должность протопопа придворной церкви св. Руфаила. Синода добился своего, и 29 июля 1724 г. он и некий Димитрий были торжественно назначены цехафе-тээзазами. Со времен царя Василида (1632-1667) при дворе уже два придворных носили титул «цехафе-тээзаз». Это объясняется, видимо, тем, что у этих двух придворных появилось разделение труда: один писал «Историю» и занимался литературной деятельностью на потребу двора, а второй выполнял обязанности царского секретаря и канцлера, тем более что объем царского делопроизводства вырос значительно в столичных условиях. Здесь Синода, получив должность цехафе-тээзаза, оставался царским историографом по преимуществу.

Верный своим старым привычкам, он прервал повествование для того, чтобы тут же продолжить его под новым специальным заголовком, и во введении это обстоятельство оговаривается особо: «Это книга истории, что пишу я с тех пор, как возвел меня мудрый сердцевед царь Бакаффа на степень этой должности, то бишь цехафе-тээзаза, что не по достоинствам моим» (с. 303). Синода не изменял своим принципам царского историографа и впоследствии, и когда царь перед отправлением в поход спросил Синоду и Димитрия: «А вы разве не возвращаетесь в Гондар?». И сказали они ему: «Как же возвращаться нам, когда мы летописцы!» (с. 309). И действительно, события похода Синода описывает как очевидец. Его творчество отнюдь не оставалось свободным от царского надзора, и по окончании похода 13 декабря 1725 г. «повелел провидец тайного и сын чудес Бакаффа цехафе-тээзазу Синоде и сказал: «Принеси книгу истории, что дописал ты до сего времени, и прочти пред людьми, чтобы услышали те, кто не слышал. Мы же видели ее в Аринго». Тогда сделал Синода, как приказал ему [царь], и читал среди князей и вейзазеров. И еще приказал [царь] присоединить ее к истории царей, отцов его, Аэлаф Сагада и Адьям Сагада» (с. 316). Синода с законной гордостью смотрел на свои литературные труды, за которые ему была пожалована синекура в виде должности протопопа придворной церкви св. Михаила. Однако второму цехафе-тээзазу — Димитрию была отдана более престижная церковь св. Руфаила. Это, видимо, уязвляло Синоду, и, описывая праздник св. Руфаила, он не без яда заметил: «Но в этот день в церкви святого Руфаила исполнял духовные стихи «троица» один лишь цехафе-тээзаз Синода» — и далее приводит эти стихи (с. 317).