Ефрейтор Сизов и его товарищи

Намеченная операция на этот раз не удалась. Всю ночь пограничники в сопровождении местного провожатого окольными путями подбирались к деревне, где по точным данным разведки остановились на ночлег бандеровцы. Но за полчаса до их появления сотня Меченого снялась с места и скрылась. Это утверждали и хозяева хат, у которых нашли приют самостийники.

В шесть часов утра к начальнику заставы лейтенанту Макееву прибежала возбужденная женщина.

— Подивись, офицер, что ваш солдат наробил. Увсе крынки, увсе до единой постукал! Черепки одни пид тичинками валяются. В чего я ныне молочко-то буду наливать? И откель москали эти звалилися на наши головы, чтоб под землю им провалиться, — тараторила крутобедрая молодуха с перекошенным от злости лицом.

Лейтенант Макеев едва разбирал мешанину из украинских и русских слов, произносимых скороговоркой. Он, пытаясь успокоить женщину, тронул ее упругие покатые плечи рукой.

— Не цапай, охальник, чай не с жинкой балакаешь, — заорала она и кулаками толкнула офицера в грудь с такой силой, что он, не ожидая ничего подобного, едва устоял на ногах. Под платком, повязанным вровень с черными бровями, недобро сверкали большие карие глаза.

— Поспокойнее можно? — скрывая неловкость, улыбнулся Макеев.

— Я еще и повинная! — повысив и без того звонкий голос, возмутилась женщина. — Они черт чого вытворяют, никакого покоя людям не дают и думают еще, что с ними кохаться станут…

— Хватит беситься! — поняв, что его умышленно вызывают на скандал, строго прервал ее лейтенант — Показывай, кто и что натворил.

Женщина, увидев в глазах Макеева суровую решимость, осеклась и молча, опустив голову, пошла вдоль деревни. На плетне крайней хаты не было ни одного горшка — картина не совсем привычная для этих мест. Под ивовой загородкой земля густо была усеяна мелкими черепками.

— Вон цей вытворял, вражина проклятая, — указала женщина на солдата, предусмотрительно отступавшего за овин.

Начальник заставы безошибочно определил: Белов — вологодский «окальщик».

— Хорошо. Разберемся и примем меры.

Лейтенант вернулся к себе и приказал дежурному вызвать Белова.

— Твоя работа? — без предисловий спросил он, когда солдат явился.

— Так точно, товарищ лейтенант, моя.

— Ты соображаешь, что натворил?

— Так точно, соображаю. Только жалко, что на загнетке эти горшки проклятые не тронул, — упрямился солдат.

— Ты в своем уме? — удивленно моргая, спросил начальник заставы. — В чем горшки виноваты?

— Горшки, может, и не виноваты, а хозяйка виновата. Она бандеровка, сигналы этими горшками подает.

— Ничего не понимаю. Какие сигналы?

— Обыкновенные. Когда вошли мы в дом, горшки вертикально на тычках стояли. А потом, утром, вышла она, толстозадая, каждый, как шапку набекрень, наклонила. Стало быть, знак своим подала — в деревне мы остановились… Я давно уже за этими горшками поглядываю. Они вот где у меня застряли, — провел ребром ладони по горлу.

Начальника заставы удивило это предположение. Он некоторое время задумчиво смотрел на солдата, а потом, будто очнулся, произнес:

— И вот что интересно — наблюдательность проявил. А вот горшки побил — плохо. Местное население против нас настраиваешь. В другой раз не будешь безобразничать?

Солдат четко повернулся и пробурчал себе под нос:

— А горшки все равно колотить буду. Из-за них, может быть, эти ночные в «ноль-ноль» нам все ноги измотали.

Белов ушел. «Все равно колотить буду!» — передразнил солдата Макеев. Его рассердило самоуправство и в то же время порадовало, что бойцы заставы не только четко выполняют команды, но и стараются осмыслить происходящее, вникают в детали. О том, что у бандеровцев безотказно действует простейшая сигнализация, он знал. Не исключено, что и безобидные горшки помогают им. «Надо посоветоваться с разведывательной службой, — решил офицер. — А сейчас — спать».

* * *

Из забытья Леонида Сизова вывела боль в плече. Голова была как чугунная. Хотел потрогать все — не мог двинуть руками, они онемели. Осторожно повернул голову вправо-влево: лежит на спине в лесу кое-как перебинтованный. Ощутил лопатками сосновые шишки. Попробовал пошевелить пальцами. Шевелятся еле-еле.

«Руки-то связаны, во рту кляп… Попал к бандитам», — пронеслась страшная догадка, и он почувствовал, как холодная испарина выступила на лбу.

«Что же произошло, что? — он попытался вспомнить все по порядку. — Ах, да! Вечером, на закате, возвращался с Беловым на заставу из штаба батальона. Когда дорога подошла к мелколесью, услышал выстрелы. Что-то сильно толкнуло в плечо и обожгло. Упал. Топот ног. Кто-то взволнованно проговорил: «Тот мертв, а этот ранен. Потащили…»

Сизов попробовал языком вытолкнуть кляп. Не получилось. Снова попытался шевельнуть непослушными руками — больно. Тогда — надо лежать неподвижно. Зачем мучить себя? Широко открытыми глазами он долго, не моргая, смотрел на верхушки сосен, на густую синеву неба, картинно просвечивающуюся сквозь разлапистые ветки. Боль постепенно стихала. Невольно вспомнились слова командира батальона: «Страшитесь плена… Нашего брата-пограничника они ненавидят больше всего…»