Егерь

– Хочешь сказать, что Одеялко вышла на крупное политическое дело и умыла нас с Темным в этом расследовании?

– Семью Либро устранили. Если ты можешь выйти на связь с Сафелией… – Стефан обернулся к Роден.

– Я пыталась. Она вне сети.

– Я прикажу взять под охрану всех членов семей жертв, – Стефан отвернулся.

– Только пусть охрана твоя не светится, – Роден посмотрела в окно. – Если мы хотим, чтобы они заговорили, пугать их нельзя. Кроме того, Сафелия сейчас где-то в поле. Если заметит наблюдение – смоется.

– Куда едем? – поинтересовался Стефан.

– К родителям первой жертвы, – Роден постучала ногтями по бронированному стеклу. – Думаю, стоит начать с них.

***

– Пойду одна, – Роден прикурила елотку.

Стефан помахал рукой, рассеивая дым по салону автомобиля.

– Держи, – Зафир снял с запястья один из браслетов и протянул ей. – Активируй режим «инкогнито», достань передатчик и вставь в ухо.

Роден надела браслет и повертела рукой в воздухе. Дорогая игрушка. Садониевый корпус, россыпь мелких датчиков-бриллиантов по торцам. От обычного украшения не отличить. Роден активировала его, выбрала режим «инкогнито» и достала передатчик. Вставила бусенку в ухо и свернула голограмму.

– Можно я оставлю его себе?

– Нет, – Зафир отвернулся и посмотрел на обветшалый дом рядом с дорогой.

– Жмот, – она выскочила из машины и направилась к дому.

Звонок не работал. Роден постучала в дверь. Никто не открывал. Она вновь постучала – внутри тихо, как на похоронах. Она сделала несколько затяжек, затушила елотку о подошву ботинка и выкинула бычок на поросшую сорняком дорожку.

– Сейчас вернусь, – произнесла она, достала из кармана электронную отмычку и открыла дверь.

– Куда? – раздалось в ухе.

– Есть кто дома? – громко спросила Роден, закрывая дверь за собой.

Внутри бардак. Вещи разбросаны, полы не мыты, ковры запылены. В прихожей висит чья-то куртка. Женская. Роден открыла ящик с обувью. Поношенные мужские туфли пятидесятого размера и два пары женских туфель сорок седьмого размера.

– Дома кто-нибудь есть? – громко прокричала Роден.

Какой-то шум наверху. Роден обернулась и подошла к лестнице, ведущей на второй этаж.

– Все, я иду к тебе, – Темный был очень зол.

– Не мешай. Я сама. Госпожа Алексон! – прокричала Роден. – Вы дома?

Что-то разбилось. Роден рванула наверх. Узкий коридор. Все двери заперты.

– Госпожа Алексон! Меня зовут Егерь. Несколько дней назад к вам заходила моя подруга Лоскутное Одеяло. Она сказала, что я могу поговорить с вами.

– Убеирайтэсь! – прокричала на всеобщем ломаном языке женщина.

Роден определила дверь, за которой та пряталась. Аккуратно повернула ручку и отворила ее. Женщина, метра под два ростом, сидела в ночной рубашке на кровати. Она разбила графин с водой, который кто-то оставил для нее на прикроватной тумбочке.

– Я не причиню вам вреда, госпожа Алексон. Я здесь, чтобы помочь.

У женщины тряслись руки. Лицо изможденное, худое. Под глазами черные тени. Под белыми глазами…

– Amber, komo preve? – спросила женщина, поворачивая лицо к Роден. – Amber?

Роден сняла с запястья браслет, раздвинула его в обруч, надела и запустила переводчик.

– Amber, komo preve? (Эмбер, это ты?) – повторила женщина.

– Да, мама, – ответила Роден на древнеолманком и подошла к женщине.

– Дочка… Дочка! – мать протянула руки к ребенку, но Роден отступила на шаг, не позволяя к себе прикоснуться. – Прости меня! Пожалуйста, прости меня!

– За что ты просишь прощения, мама?

– Я позволила им забрать тебя… Прости меня. Я не должна была позволять им забирать тебя…

– Кому ты отдала меня, мама? – спросила Роден.

– Чистокровным! – женщина уронила руки и опустила голову. – Я не хотела тебя отдавать, но мы с папой ничего не смогли сделать… Ты же знаешь, мы пытались…

Думай… Думай, Роден. «Чистокровные». «Чистые линии». Кто они? Сейчас неважно. Она их боится. Она отдала ребенка чистокровным и винит себя за это.

– Когда они забрали меня, мама?

– Когда ты пришла со школы, – женщина повернула лицо к Роден, – разве ты не помнишь?

– Помню, мама. Я все помню.

– Прости меня… Не такой жизни я тебе желала. Не такой!

– А какой тогда?

Женщина замерла, глядя безумными слепыми глазами на Роден.

– Клонаты – не рабы, – произнесла она. – Мы – не их собственность. Отец спасет тебя. Он поможет избавиться от них. Ты будешь на свободе. Они больше не смогут прикоснуться к тебе.

– Я уже на свободе, мама, – произнесла Роден. – Я теперь свободна.

– Нет, – женщина покачала головой и потерла рубец на запястье. – Тебя опять вызывают. Они опять тебя вызывают…

– Чистокровные?

– Да, – кивнула иная – Да, дочка.

– А если я не пойду?

– Ты знаешь, что будет, – женщина прижала ладони к груди и легла на бок на кровать. – Если хочешь жить – придется идти.

– Кто я для них, мама? – тихо спросила Роден, приседая напротив и глядя в лицо женщины.

– Игрушка… Ты нужна им, пока молода. Когда молодость твоя увянет, они оставят тебя в покое.

Роден все поняла. Стало страшно. Стало мерзко.

– Мама, скажи, а есть в моей жизни кто-то особенный?

– Не верь ему! – мать буквально прокричала это. – Он ничем не сможет тебе помочь! Не верь ему!

– Как его зовут, мама?