Егерь

– Да нет его, – Роден прошла на кухню и положила нож на место. – По делам вызвали. Что случилось? – спросила она его, закуривая елотку.

– Ты знала, что с ней случилось?

– Долго же ты соображал, – Роден повернулась к пьяному Императору лицом. – Сейчас вот обиду в пойле топишь, вместо того, чтобы с ней быть.

– Кто это сделал? Ты знаешь, кто это сделал?

– Нет, – честно ответила Роден. – Она тоже не знает. Кто-то из подельников Ситен в ее лечебнице.

– Когда? Когда и как это произошло?

– Давно, – ответила Роден, выдыхая дым. – Достаточно давно для того, чтобы разработать план, отомстить и жить с этим дальше.

– Он мертв? – спросил Стефан, цепляясь за стол.

– Да.

– Хорошо, – он закивал, как кукла-марионетка. – Хорошо!

– Иди домой, Император. Проспись.

– Я пойду, – он вновь закивал. – Пойду… Просплюсь…

– Спокойной ночи, – Роден заперла за ним дверь и присела на пол в прихожей.

Она знала, что это сделал Мэйфилд. Знала, но никогда не расскажет об этом Одеялку. Он мертв. А ей с этим жить дальше.

Глаза Роден стали влажными, и она поспешила смахнуть слезы. Жертва чужого насилия – это навсегда. Реакция близких на это насилие – разная. Кто-то напивается от бессилия, как например, Император… Кто-то прячется за ширмой, стараясь никогда не обсуждать эту тему, как, например, ее мать. Никому не понять, через что они прошли. Никому и никогда.

***

Стефан вернулся в квартиру глубоко за полночь. Открыл дверь, побрел в обуви в спальню. Зацепился за ковер и едва не рухнул на пол. Хорошо, что везде его возил поверенный… Так крепко он не набирался со дня своей помолвки…

Кровать, на которой должна была спать Сафелия, оказалась пуста.

– Сафелия? – позвал ее Стефан в тишине. – Сафелия? Сафелия, твою мать!!!

***

Вопреки ожиданиям Роден, Темный вернулся только на следующий день. Во время его отсутствия Роден пыталась работать над делом, но сконцентрироваться не могла. Слишком много мыслей роилось в голове. Не следовало спать с ним. Вообще не следовало провоцировать его на какие-то личные отношения. Теперь ей тяжело совладать с собой. Все это – вполне объяснимо. Семь лет одиночества сделали свое дело. Попытка завязать отношения с мужчиной потерпела грандиозный провал. Если сам не можешь принять свое тело, как можно ожидать от кого-то, что он его примет? В этом вопросе Темный переплюнул ее по всем направлениям. Он спал с ней, потому что хотел этого. А она спала с ним, потому что… Да потому что тоже этого хотела. Роден не умела кривить душой. Что толку, если легче от этого не станет? Только вот у него свои причины и проблемы, и она пока видит лишь вершину айсберга. Остальное скрыто в его Тьме. Скрыто глубоко, очень глубоко, так что не добраться, не раскусить, если не погрузишься в эту Тьму, если не растворишься в ней. Игра не стоит свеч. Пора давать задний ход.

– Ты снял проститутку и кувыркался с ней всю ночь? – громко спросила она, стоя на лестнице в его доме.

Зафир разулся и бросил плащ на комод.

– А если и так? Это что-то изменит для тебя?

Роден покрылась молниями с головы до пят. Ярость в ее взгляде можно было сравнить с пламенем напалма, жгущего все на своем пути. Да как он смеет! Что возомнил о себе?

– Дом мой не разнеси, – вдохнул Зафир, поднимаясь к себе. – И кольцо на палец надень – ты все-таки моя невеста.

Она обернулась к нему и в вихре молний злобно улыбнулась.

– Как скажешь, любимый.

Он замер. Внутри что-то перевернулось. Одно слово, высказанное со злостью, с ненавистью, но все же ее устами – и был он готов словно мальчишка бежать за ней следом и внимать, внимать, внимать…

– Больше никогда не называй меня так, – произнес Зафир.

– Как скажешь, любимый, – процедила Роден и направилась вниз.

– Вы с братом слишком похожи! – бросил он ей вслед.

Роден остановилась у подножия лестницы. Раскусил? Но что же… Значит, раскусил…

– Как скажешь, любимый, – произнесла она и направилась на кухню.

***

Зафир принял душ и переоделся. Спать не хотелось, хотя он и отключился на несколько часов в офисе бюро. Пора было обедать. Приготовить что-нибудь? Заказать еду? Или выйти из этого дома, из этой клетки и побыть среди людей? Пусть в голографической маске, но все же среди обычных людей. Взять ее с собой? Зачем? Чтобы предоставить шанс стать еще ближе, чем она уже есть сейчас? Путь саморазрушения манил как никогда. Теперь он стал по-настоящему привлекательным. Не нужно выбирать способ и место. Не нужно продумывать, кто и где обнаружит его тело. У смерти те же краски, что и у оболочки Роден. Одна и та же Тьма. Но все же… Этот новый путь, который подарила ему судьба, смотрит искоса серо-зелеными глазами и улыбается краешком бирюзовых губ. В конце этого пути его все равно ждет Тьма. Но прийти к смерти, следуя за Роден, гораздо интереснее, чем взять пистолет и выстрелить себе в лоб.