Егерь

Два месяца назад Зафир опустил оружие и почувствовал себя трусом. Эта трусость довлела на него тяжестью ночных кошмаров, ужасом воспоминаний, которые накрывали с головой, когда он оставался один. Во что превратилась его жизнь? В игру актера – точной копии Зафира – за которым он наблюдал из-за смотрового стекла кабинета доктора Ситен? Преданный ученик, грамотный руководитель, состоятельный щеголь, обаятельный имперский отпрыск, любящий старший брат, заботливый дядя… Насильник сидел по другую сторону смотрового стекла доктора Ситен и наблюдал за всеми ними. За тем же стеклом стояла и Роден. Но она глядела не на копии Зафира, а на него самого. Темный…

Зафира передернуло. Он вдруг понял, что если Роден узнает правду о нем, ее рука не дрогнет. Роден его убьет.

Зафир успел обойти весь дом, натыкаясь на стены и заглядывая в пустующие помещения. И вот, наконец, он оказался перед ее комнатой. Когда-то здесь спала его мать. Зачем он поселил Роден в ее комнату? Зафир хотел постучать, но вместо этого прижался лбом к двери и закрыл глаза. Матери давно нет в живых. И давно стоило бы продать этот дом со всеми его воспоминаниями… Но он не продал. Он остался гнить вместе с этими стенами.

– Роден, ты там? – позвал он.

Никто не ответил.

Зафир отстранился и постучал в дверь.

– Роден!

Внутри было подозрительно тихо. Он подергал за ручку двери. Заперто.

– Роден, твою мать, дверь открой!

Удар ногой, и Зафир оказался внутри пустой комнаты. Она ничего не взяла с собой. Ни единой вещи.

Он подошел к кровати. Долго смотрел на кольцо, лежащее на покрывале. Взял его. Сжал в кулаке. Зафир почувствовал, как Тьма накрывает его с головой. Внутри стало пусто. Как будто там было что-то до этого момента, а теперь этого чего-то больше нет.

«Ты снял проститутку и кувыркался с ней всю ночь?» «А если и так? Это что-то изменит для тебя?» «Как скажешь, любимый». «Как скажешь, любимый». «Как скажешь, любимый». Зафир прижал ладони к ушам и закричал. Стены вокруг задрожали. Стаканы, наполненные окурками, посыпались на пол. «Как скажешь, любимый».

– А если она не ушла? – зашептал внутренний голос. – Если зверь утащил ее в свое логово?

Зафир резко выпрямился и бросился к двери.

***

Роден докуривала елотку и смотрела на людей, проходящих мимо. Кто-то спешил на обед, кто-то домой, кто-то за покупками. Одни болтали по сети, другие держались за руки и смеялись. Дети обгоняли родителей, туристы толпились у подножия какой-то древней развалины, птицы гадили на брусчатку и попрошайничали корм у прохожих. Жизнь на этой площади кипела, а Роден наблюдала за бурлением со стороны.

Официант принес очередную чашку кофе и тихо удалился. Может, видит ее оболочку? Или разглядел очертания лица за голограммой? Нет. Лицо разглядеть невозможно. Но он все равно показался ей напуганным. Возможно, он вовсе не ее боится?

Роден сжала пальцы, чтобы ощутить, как натягивается тонкая перчаточная кожа на костяшках. Что она делает? Что она здесь делает? Безусловно бежит. Но от чего?

Щемящее чувство в груди подсказывало ответ. Больше она на это не купится. Ее стезя – одиночество и месть. Ее предназначение – охота. «Вспомни, кто ты есть… Вспомни, Роден…»

Двенадцать девчонок мертвы. Кто станет тринадцатой? Возможно, в этот момент Эстет говорит с ней. Или следит за ней. Он готовится, выбирает место и время. Ищет площадку или уже нашел. Где части тела? В его логове? Что он сделал с ними? Закопал? Сжег? Растворил в кислоте? Или создал из них кукол?

Роден передернуло. Почему он заставил жертв написать эти стихи? Девчонки взывают к Егерю, а Эстет наблюдает за ними со стороны? Или он случайно выбрал не того поэта и не те строки? Нет-нет… Было бы слишком просто. Даже не интересно. Дело в деталях. Думай, Роден. Думай.

Она отпила кофе и затушила окурок. Кто мог знать детали дела семилетней давности? Агенты бюро? Принимается. Сомери и ее свита? Безусловно. Ситен и ее подельники? Наверняка. Эстет знаком с этими деталями. Итого – три версии. Первая – кто-то из выше упомянутых лиц слил ему информацию. Вторая – Эстет один из этих лиц. Третья – Эстет работал вместе с ее зверем. Абсурдность третьей версии поражала, но что может быть более невозможным в таких делах, чем правда?

Мимо пробежал ребенок с воздушным шариком в руке. За ним вдогонку неслась мать. Девочки – проститутки. Что Эстет хочет этим сказать? «Я знаю все ваши секреты?» Кому он это говорит? Иным? Егерю? Олманцам? Это не секрет Егеря. И олманцы, если верить Стефану, тоже ничего не знали. Иные? Неужели он натравил Егеря на иных? В этом смысл? Тогда, кто для него жертвы? Орудие возмездия? Глас угнетенных? Их позор? В его действиях не прослеживается почтение к жертвам. Он уважает только их тела. И есть части тела, которые ему не нравятся. Те части, которыми жертвы сражались за выживание.

Детский плач позади. Роден обернулась. Ребенок упал и выпустил из рук воздушный шарик. Мать пыталась успокоить дитя. Мать. Мать.

Роден подскочила с места и уставилась на женщину, успокаивающую ребенка.

– Госпожа, с Вами все в порядке? – забеспокоился проходящий мимо официант.