Егерь императрицы. Гвардия, вперёд!

Отшумел вьюгами февраль, март пришёл в Новороссию с ветрами, дующими с моря. Они же принесли с собой волны тепла и проливные дожди. Отдохнувшие егеря палили на дальних степных полигонах из ружей и с криком «ура» штурмовали наспех собранные из брёвен укрепления. В казарму и на квартиры приходили все мокрые и грязные.

— Чевой-то опять Ляксей Петрович гонять всех взялся, — ворчали в артелях. — Вроде и нет более войны, всякого ворога от границы отбили, а всё нет покоя!

— И не будет, даже не надейтесь, дурни, — усмехались умудрённые опытом ветераны. — Вона после долгого безделья все штрафные команды опять полные, и даже на гауптвахте несколько самых отъявленных сидят. Воли много на себя взяли и от скуки измаялись, вот и пошли бродить да бражничать. Оттого и ставят теперяча во фрунт всех унтера и господа охфицеры. Ничего-о, спесь маненько собьют самым гоношистым, через отхожие ямы и ломовую работу прогонят, потом опять все как шёлковые будут. Проходили уже и не раз такое, так ведь, Фрол Иванович?

— Вся-якое бывало, — хмыкнул капрал, прочищая шильцем затравочное отверстие штуцера. — Дык чего же поделать, Тихон, через свою шкуру только лишь опыт приходит и никак по-другому. У тебя чистая ветошь без кострики осталась ли, а? Оторвал бы маненько, а то моя вон вся сажей зачернелась. Хорошее, конечно, дело винтовальный ствол, однако же большего ухода он постоянно требует.

Двенадцатого марта в дверь штабной комнаты на первом этаже гарнизонной казармы громко постучали.

— Ваше высокоблагородие, — приоткрыл её караульный. — Тут к вам фельдъегерь, весь грязный, прямо с дороги. Говорит, что при нём бумаги шибко важные. Ерепенистый он, еле-еле осадили. Пропускать?

— Конечно, пропускай, — отложил в сторону бумагу и перо Алексей.

В комнату зашёл весь грязный и вымокший паренёк.

— Господин полковник, нарочный с пакетом из военной коллегии фанен-юнкер Мелецкий! — топнул он сапогами, разбрызгивая грязь.

— Давайте пакет! — кивнул Егоров и, убедившись в целостности сургучных печатей, взломал их.

— Господин полковник, будьте любезны, распишитесь в получении, — протянул фельдъегерь скатанный в рулон лист бумаги и зашёлся кашлем. — Прошу прощения, просквозило, дорога ужасная была. Вот тут, господин полковник, после градоначальника, пожалуйста. Там, где галочка напротив вашей фамилии стоит. Извините, таков порядок, мне для сдатной отчётности нужно.

— Зна-аю, — проворчал Алексей, ставя подпись. — Ты чего это там, фанен-юнкер, с моими, что ли, сцепился? Это почто на тебя караульный так окрысился?

— Да не-ет, — покраснел молодой фельдъегерь. — Ну так, совсем немножко. Я ведь грязный с пути, а там унтер какой-то, сержантик за главного, спесивый весь такой, отряхнуться заставляет. Говорит, что командир непорядок очень не любит. А я ему в ответ, что у меня дело срочное. Ну вот и поспорили мы с ним немного, я-то ведь в офицеры уже как-никак кандидат, а ему так унтером и оставаться далее. Чего же выступать эдак? Мог бы и прикусить свой язык.

— Отряхнулся? — оценивающе оглядел его с головы до ног полковник.

— Так точно, пришлось, — вздохнул тот, пожимая плечами. — Чего же мне, с ними драться, что ли, со всеми?

— А ведь они так же, как и вы, при исполнении находились, господин кандидат в офицеры, — сощурив глаза, проговорил глухо Егоров. — Так что драться тут было бы весьма глупо. Все бы под арест и под суд пошли. И не видать бы вам тогда офицерского горжета. Крестов-то орденских у вас много ли за войну выслужено, а, Мелецкий?

— Да не успел я выслужить, господин полковник, — вздохнул тот огорчённо. — Закончилась она быстро. Был я к драгунскому полку приписан, а после Мачинского сражения на Дунае нас, молодых юнкеров, всех в курьерскую службу военной коллегии с полка перевели. Полгода уже здесь служу.

— Ну вот, а у меня половина офицеров в полку из таких вот «спесивых унтеров», про которых вы только что упомянули. И есть те, которые из нижних чинов до капитанов уже дослужились, а кроме Очаковских и Измаильских золотых крестов за храбрость, они ещё и в кавалерство ордена Святого Георгия Победоносца вступили! По несколько раз каждый ранен был, вёдра крови пролили в боях, но победу у врага вырвали! Дворянская честь — это, конечно, хорошо. Это, конечно, важно. Но и думать головой нужно, где ей кичиться можно. Тем более с тем сержантом вы-то, почитай, на одной ступеньке, в одном чине пока что состоите, а тем паче на охраняемом им и его людьми посту находитесь, а не на каком-то там постоялом дворе. Всё ли понятно?

— Так точно, ваше высокоблагородие, понятно! — Фельдъегерь вытянулся и, не выдержав, закашлялся.

— Караульный! — крикнул Егоров, и в дверь заскочили сразу два егеря и капрал с примкнутыми штыками на фузеях. — Капрал, фанен-юнкера накормить, в баню его свести и временное сухое дать. Скажите, чтобы его мундир Акулина выстирала и потом хорошо просушила. И водки ему ещё, что ли, после бани дайте. Видите, в дальней дороге он захворал.