Егерь императрицы. Гвардия, вперёд!

Девять офицеров вышли из комнаты, и в ней с командиром полка остался только капитан Горский.

— Ваше высокородие разрешите? — обратился он к бригадиру. — Извините, только перед вами походатайствовать могу. С нами там спиной к спине подпоручик один из Московского мушкетёрского полка стоял. Хороший парень, перед этим познакомились мы с ним. Он сам из артиллерийской полковой команды. Весьма соображающий в оружейном деле. Родом из Тулы, предки мастеровыми были, а батюшка его и сейчас казённым инспектором приёмщиком служит. Мы-то понимание имеем в оружии и в пионерском навыке, но ему и в подмётки не годимся. Может, выручите его с гауптвахты, куда его вместе со всеми остальными задержанными упекли? И потом к нам в полк походатайствуете с переводом?

— Коли бегает плохо, пусть сидит, сколько положено, — проворчал Егоров. — Что это за егерь такой будет, коли он убежать от комендантских не смог?

— Да убежал бы, — вздохнул Горский. — Товарища своего полкового вытаскивал оглушённого. Вместе их загребли. Не успели мы им помочь — гренадёры, что в дежурном плутонге были, шибко шустрые попались. Сами еле-еле от них оторвались.

— Своего, говоришь, выносил? — хмыкнул Егоров. — Фамилия его как?

— Вьюгин Семён, подпоручик Московского мушкетёрского полка, из артиллеристов, — ответил капитан.

— Ладно, пусть пока посидит для науки, — принял решение Егоров, — потом переговорю насчёт него с полковым командиром.

В конце ноября в полковой оружейной команде был уже свой начальствующий офицер.

В новый 1794 год лейб-гвардии егерский полк входил, неплохо обустроившись. Каждому участнику недавней турецкой войны манифестом императрицы от второго сентября 1793 года на праздничном Рождественском построении была вручена серебряная овальная медаль на голубой Андреевской ленте «Победителям при мире декабря 29 1791». Егеря получили жалованье за три месяца и отдыхали.

Весной Санкт-Петербург с экстренным курьером достигли вести: в Варшаве восстание, волнениями охвачены все Польские и Литовские земли. Русские войска, расквартированные в них, понесли огромные потери и отошли к границам империи.

— На Пасху во время заутрени наших ребяток резали! — гудели в казармах егеря. — Конечно, кто же это в храмах да при оружии будет! Потом уже гарнизоны штыками из города дорогу себе пробивали. Из каждого дома по ним кирпичи с верхних этажей кидали. Раненых и оглушённых солдатиков бабы ляшские и юнцы прямо на улицах добивали. На штык всех, окаянных! Нет никому пардону!

— А ведь прусские-то войска по договорённости с польским королём были ЗАРАНЕЕ выведены из города! — желчно проговорил за ужином Милорадович. — Я с бумагами в гарнизонной экспедиции военной коллегии сегодня был, так там присланный от генерала Ингельстрома капитан-поручик два часа Салтыкова дожидался. Генерал-аншеф занят был сильно, чаи изволил откушивать с серьёзными людьми, так что мы изрядно посыльного поспрашивали. Поляки, конечно, подлый народец, но тут они себя явно переплюнули! Особую подлость составило, господа, то, что нападение они задумали на Пасху, во время праздничных богослужений, увольнительных и всеобщей расслабленности. Хорошо, сволочи, момент выгадали! Ко взбунтовавшимся скоро присоединилась и вся польская армия, хотя ведь война так и не была нам объявлена! Даже личная гвардия короля бросила свои посты во дворце и радостно побежала резать русских. Капитан-поручик сам там во всём этом ужасе был, так рассказывает — такой крик над Варшавой стоял, что просто ужас! Толпы скандировали: «Москалей — на ножи!» Третий батальон Киевского гренадёрского полка, причащавшийся в тот день, был полностью до последнего солдатика разорван. А знаете, кто восстание возглавил? Тадеуш Костюшко. Он ещё за океаном, с местными, против англичан хорошо повоевал, а потом и в революционной Франции за якобинцев.

— Эх, далеко это всё от нас, — вздохнул Хлебников. — Чего уж там, сейчас Николай Васильевич Репнин свои войска перегруппирует и от Риги с севера ударит на Вильно, а потом и на Варшаву пойдёт. Разгонит мигом всех голодранцев. Пара месяцев — и совсем успокоится Польша. Так себе, просто небольшая прогулка для наших войск там будет. Так ведь, Алексей Петрович?

— Не знаю, не знаю, навряд ли, — покачал тот задумчиво головой. — Наш контроль Польши был скорее номинальным, армия у неё оставалась большая, причём надо сказать, что армия хорошая и боеспособная. Французы в своё время много артиллерии, ружей и боевых припасов полякам передали. Народ, а тем паче шляхта против нас традиционно враждебно настроены, помнят ещё, как в Московском Кремле полтора века назад, сидя в осаде, друг друга с голоду пожирали. Сдаётся мне, что нужно готовиться к кровопролитной войне, господа. Попробую сам на приём к Салтыкову попасть, места в Польше и Литве лесистые, самое раздолье там для наших егерей.