Эгипет. Том 2

Вместо этого они сели и заказали вино. Небо, ясно-зеленое и золотое, усеивали темные инверсионные следы. Конечно, он знал, что где-то здесь есть ряд темных дверей, одна из которых — его, но сейчас чувствовал, что теперь точно знает, почему не может и не сможет найти их, почему только во сне он может вернуться в то место, где однажды был, начать сначала и найти правильную дорогу вперед. Но так и должно быть. Если ты думаешь, что должен уметь находить дорогу из того места, где находился, туда, куда хочешь попасть, то этот мир — безжалостный лабиринт. Пирс ничего не знал о вещах такого рода; там, где он был раньше, пребывало недостижимое Тогда, а здесь — прежде непредставимое Сейчас. Так что, может быть, он — счастливчик, и, если бы только об этом знал, всегда бы им был.

Глава восьмая

В апреле следующего десятилетия Роузи Расмуссен, возвращаясь домой через горб Дальних гор из своего офиса в «Расмуссен Конференц-центре», повернула к дому Клиффа. Не опасаясь весенней грязи в своем новом внедорожнике (гибрид легковушки и грузовика), она спустилась вниз по старой, официально закрытой дороге, подпрыгивая на буграх и озорно расплескивая лужи на дне рытвин, и остановилась послушать то, что еще не слышала в этом году: свист сотен свистящих квакш^[607].

Опять вверх. По мере того как она поднималась, дороги становились лучше, пока лес, еще голый, не расступился и появились дома, многие новые, некоторые очень большие, стоявшие на вновь расчищенных участках. Дюжину лет назад здесь жил только Клифф; скоро здесь вырастет поселок и сюда будет заходить школьный автобус. На некоторых новых стоянках стояли внедорожники, такие же, как у нее.

Однако жилище Клиффа оставалось скорее частью леса, чем частью мира. Въезд, отмеченный только желтым почтовым ящиком на другой стороне дороги, было так же нелегко обнаружить, как и нору лесного сурка; она повернула и поехала по изрезанной колеями дороге сквозь туннель из деревьев, ставших на дюжину лет выше, чем тогда, когда она увидела их в первый раз, и наконец добралась до сказочной поляны, на которой стоял дом. Клифф выстроил его собственными руками, иногда с помощью Споффорда и остальных, и, когда она впервые увидела его, дом казался сырым и только что срубленным (тогда ее привез Споффорд, чтобы Клифф исцелил ей сердце или заглянуть в него): он был сделан из ошкуренных бревен и досок, фасад — ряд больших окон с двойным переплетом, стиснутые шеи грубо убитых во дворе деревьев. Сейчас все изменилось: некрашеное деревянное строение выглядело старым и серым, археологической древностью, пропавшим галеоном на дне моря. И больше не отталкивало. Быть может, потому, что с того времени она приезжала довольно часто; быть может, потому, что ее сердце исцелилось.

Клифф копался в моторе своего грузовика, на крыле лежала промасленная тряпка с инструментами. Он поднял голову и увидел, как Роузи въезжает и останавливается. Он тоже, подумала она: пятнадцать лет назад его волосы были такие же белые, как и сегодня, и почти такие же длинные, но тогда это шокировало, казалось неправильным, как его бледно-розовая кожа и бесцветные глаза. Теперь же он был или, может быть, только казался стариком, которого выбелили годы.

— Привет, Роузи.

— Привет, Клифф.

— Позволь, я закончу.

— Не торопись.

Он улыбнулся. Именно это он часто говорил ей: не торопись. Он говорил это ей так часто, как будто знал, что у нее куча времени, хотя она так не считала: времени было в обрез.

Когда Споффорд впервые привез ее сюда, Клиффа не было дома. Это было Четвертое июля^[608], символический летний день; в ту же самую ночь умер Бони, оставив Роузи (хотя Роузи какое-то время этого не знала) управлять своим домом, семейным фондом и всеми делами, которые он отказывался закончить. Так что в тот день ничего из обещанного Споффордом Клифф сделать для нее не смог.

Как-то раз, когда Споффорд был на грани отчаяния, Клифф наклонился над ним, приложил рот к груди Споффорда и внезапно громко завопил, как будто крикнул или рявкнул: Эй! Проснись! И Споффорд почувствовал, как все его существо встрепенулось, из глаз хлынули внезапные слезы.

И у нее тоже, когда Клифф сделал ей то же самое: как один из тех приборов, которые запускают остановившееся сердце. Он делал такое лишь дважды.

Он приготовил для нее чай, в котором Роузи не нуждалась; она решила, что он хочет чем-то занять себя. Дом пропах огнем, который всю зиму горел в высокой печке — Клифф называл ее женой, быть может, за матроноподобную фигуру, напоминающую песочные часы и веселое тепло. Клифф спросил Роузи как она, как Сэм.

— Сэм уехала, — ответила она. — Разве я не рассказывала тебе, куда она собирается?

— Нет.

— В Антарктиду, — тяжело сказала Роузи. — Можешь себе представить?

— Так далеко.

— Университетская исследовательская экспедиция, и ее выбрали. Два месяца. Она уже должна вернуться.

Клифф не ответил, но она знала, что он слышал.

— Клифф, — тихо сказала она. — Ты когда-нибудь вспоминаешь ту ночь?

— Ту ночь?