Египетский манускрипт

— Да нет, зачем? Я не хотел говорить тебе, но… у Ольги возникла странная фантазия. Она, видишь ли, задумала заняться коммерцией.

— Барышня? Коммерцией? Очаровательная Ольга решила пойти в лавочницы? И ты ей позволишь, Серж?

— Хотел бы я посмотреть, на того, кто попробует ей что-то НЕ позволить, — невесело усмехнулся лейтенант. — Впрочем, Модест, не так все плохо. Мадмуазель Ольга намерена поставлять в модные лавочки… м-м-м… изящный товар из своего времени.

— То есть? — не понял барон. — Это что, шляпки? Ленты? Кружева всякие?

— Белье, — ответил Никонов.

— Нашим барышням не хватает панталончиков и корсетов? — удивился Корф. — Или за эти сто лет потомки придумали что-нибудь особенное?

— Да я, признаться, и сам толком не понял, — признался лейтенант. — Она мне, видишь ли, не объясняла, а сам я… ну… пока не видел.

— Вот как? Что ж, прими мои соболезнования, Серж, я думал ты счастливее… — игриво подмигнул барон, но, увидев как вспыхнули глаза Никонова, сдал назад:

— Да я ничего такого не имел в виду… – неужели очаровательная Ольга так мало тебе доверяет, что не рассказала о том, что хочет предложить москвичкам?

— Рассказывала, — нехотя ответил Никонов. — Но я, признаться, ничего не понял. Она обещала показать… нет-нет, не пойми превратно, только «каталоги» – эдакие цветные журналы. По таким у них заказывают товар по почте… через этот… как его… «Интернет». В общем, можно выбрать картинку – и тебе пришлют точно такую вещь. Но чем их белье отличается от того, что носят дамы у нас, я не понял. Вроде бы, особые чулки – без подвязок. И еще – бельё цветное.

— Цветное? — удивился барон. — А что, пикантно. Но ведь, мон шер, не всякая дама решится такое надеть. Это, знаешь ли…

— …неприлично, — вздохнул Никонов. — Вот и я так сказал. И мадам Клод, которой она пыталась все это всучить – ну, модистка – того же мнения. А потом они вдвоём заперлись в примерочной; а когда вышли – щечки у модистки раскраснелись, что твои яблоки; и болтала она исключительно по-французски. И, что самое забавное, Ольга ее понимала, хотя и не знает на языке Рабле ни слова.

— Да, загадочно, — покачал головой барон. — Цветное белье, говоришь? Хотел бы я увидеть…

— Что ж, барон, ваше желание несложно удовлетворить, — раздался голос Ольги. — Можете смотреть.

Все трое обернулись и…

Барон, увидев в дверном девушку, застыл. Ольга стояла в проёме двери, в коротенькой – чуть выше середины бедер, прозрачной рубашке, отделанной лиловыми кружевами; ткань ее более всего напоминала туманную дымку. Остальное… оно тоже было лиловым, кружевным, а в разложенном виде уместилось бы на странице книжки – причем свободного места осталось бы еще много. Ножки нахалки обтягивали прозрачные, лиловые чулки в мелкую сетку; наряд довершали туфельки на немыслимо высоком, тонком каблуке. Надо ли говорить, что и губы, и ногти, при взгляде на которые Никонов вспомнил о панночке из «Вия», тоже были лиловыми?

Из прихожей донесся невообразимый звук – то ли писк, то ли сипение, то ли кашель. Яков, красный как рак, замер в дверях, не в силах шевельнуться и оторвать глаз от возмутительного зрелища. А Ольга, поймав его взгляд, вызывающе улыбнулась и слегка качнула бедрами.

— Ну что, барон? Довольны?

Лейтенант, будто пружина, соскочившая со стопора, бросился к Ольге, с грохотом повалил стул… кинулся назад, к столу, сорвал скатерть, — на пол посыпались тетради, ложки, со звоном разлетелся стакан, — и снова к девушке, укутывая ее скатертью, будто сетью…

Очнувшийся барон бочком-бочком, пробрался к выходу – и выскочил в прихожую, потянув за собой Якова. Оба опомнились лишь на углу Спасоглинищевского, в полусотне шагов от флигеля.

— Да, брат… — вздохнул барон. — Экий, видишь ли, конфуз… а барышня-то – огонь! Ну и нравы у них там, в будущем! Бедный Серж…

Яша молчал, преданно глядя на Корфа. Только в глазах его прыгали чертенята.

— Ну ладно, пойдем, что ли. Они там без нас разберутся. Однако – предвижу перемены в жизни моего старого друга… Так, что там у тебя по бельгийскому подданному? — внезапно сменил тему барон. Что-нибудь удалось разузнать?

— Пока ничего, господин Корф. Но скоро все по-другому будет! Знаете, барышня, — и Яша невольно оглянулся назад, — дня три назад передали мне кой-какие из своих приспособлений. Теперь-то уж я постараюсь…

— Видел я эти приспособления! — хохотнул барон. — По гроб жизни помнить буду! Помирать стану – не забуду!

— Да нет! — затряс головой Яша. — Вовсе не то, господин Корф! Это такие штучки – ну, коробочки, — они могут и речь записывать, как на фонограф, и картинки. Как аппарат фотографический – только картинки движутся. И маленькое все такое! Вот, смотрите!

Яков вытащил пластинку фотокамеры и стал показывать изображения на небольшом, с половину открытки, экранчике. Корф так увлекся зрелищем, что совсем загородил тротуар; редким прохожим приходилось сходить на мостовую, обходя его.

— Толково напридумывали, что и говорить – барон, наконец, оторвался от удивительной коробочки. Теперь они неспешно шли в сторону Маросейке. — Да и штучки это женские… — барон мечтательно причмокнул.