Египетский роман

Адель умела поставить на место. Еще когда Старшая Дочь была ребенком, Адель отмечала, что она порой слишком настырна.

Но это еще не все.

Рина, соседка с верхнего этажа, наконец-то добилась развода и за несколько дней до того, как Старшая Дочь должна была покинуть Маоз-Авив, провела полную дезинсекцию. Вся лестничная клетка и даже дорожки к подъезду и между подъездами были усыпаны издыхающими или уже безжизненными тараканами.

Зимородок с белой грудкой в разгар дня сидел на электрическом столбе с тараканом в клюве. Почему он не летит к Яркону, ведь его место там? Может, он позовет своих друзей на пир с тараканами? Интересно, устоит ли их пищеварительная система против дезинсекционных средств Рины?

Издыхающие тараканы в подъезде внесли в процесс сборов атмосферу нервозности. Старшая Дочь взяла веник и вымела их в сад. Пусть удобряют почву. По мере приближения даты операции она раз за разом откладывала завершение сборов и вызов грузчиков, думая, что ее вызовут в Бирмингем. Но это были ее фантазии. Она осталась в Израиле с коробками и скотчем. За тридцать лет квартира превратилась в склад. Она не собиралась ничего разбирать, а решила просто перевезти все как есть на другую квартиру.

За три дня до операции, когда Амация с дочерьми уже были в Бирмингеме, Адель позвонила Старшей Дочери и спросила, как та посмела назвать ее сволочью.

– Я не называла тебя сволочью, с чего ты взяла?

Адель не поверила, но согласилась сменить тему. Видно, смутно припоминала какую-то ссору, но забыла, в чем там было дело.

Прошло два дня. Операция началась в два часа по израильскому времени и в полдень по английскому. Через два с половиной часа Адель убедила себя, что Тимны больше нет.

Крик вырвался у Старшей Дочери, когда Адель сообщила ей об этом:

– Да что ты говоришь? Конечно, она жива.

– Ее больше нет, – упорствовала Адель на другом конце провода.

– У нее операция. Протезирование тазобедренного сустава. Это требует времени. Амация сказал, что, если операция будет долгой, это признак того, что заменяют весь сустав.

– Почему там не так, как в Израиле? – сказала Адель дрожащим голосом. – У нас каждые четверть часа врачи выходят и сообщают, что происходит. Нет-нет. Моя девочка умерла.

– Конечно, она жива! Не надо так говорить.

– Чудесно, что ты можешь так думать. Чудесно…

Через четыре часа операция успешно завершилась. С этим суставом все пришло в норму на ближайшие пятнадцать лет.

Через двенадцать дней отец с дочерьми вернулись в Израиль. Тимна проходила реабилитацию в больнице «Тель га-Шомер». Амация постепенно стал ездить из Рамат-Авива в «Тель га-Шомер» не каждый день, а два раза в неделю.

Прошел месяц, за ним другой. Внезапно Старшая Дочь поняла, что неведомо как главную роль тут играет совсем другой, только что появившийся на сцене, но все-таки давний персонаж, в то время как она сама изображает нелепого прохиндея-шута, ни одно слово которого не заслуживает доверия.

Дрора Маккей – двоюродная сестра Единственной Дочери, благословенна ее память, со стороны Адели. Правда, она и в худшие времена почти не давала о себе знать, потому что жила в Эдинбурге со своим мужем, шотландским лордом Маккеем.

При этом о существовании Дроры Маккей не забывали. Все понимали: Дрора Маккей всех превзошла. Ясное дело, она поймала удачу за хвост, неожиданно выскочив замуж за лорда Маккея в начале восьмидесятых и став настоящей леди. Лорд Маккей отличался высоким ростом, замечательной внешностью. К тому же он скрупулезно относился к одежде – всем бы так! Даже в палящую жару являлся на похороны в смокинге с галстуком и в черной шляпе.

По каким-то своим соображениям, уходящим в прошлое на много десятилетий, Адель не хотела, чтобы Старшая Дочь и Дрора Маккей пересекались, и на протяжении всех этих лет они почти не видели друг друга – разве что на похоронах, куда Дрора приезжала иногда с лордом, а иногда одна.

Маккей не жили в Бирмингеме, но чувствовали себя там как дома, в отличие от Старшей Дочери, не имеющей ничего общего с этим местом.

Дрора действительно показала себя и устроила Амации и дочерям квартиру в Бирмингеме на время операции и послеоперационный период. Теперь все стало ясно – Амация рассказал Старшей Дочери, что Адель заявила прямым текстом: она не хочет, чтобы Старшая Дочь жила в квартире, найденной Дророй Маккей. Поэтому Адель тогда наговорила ей с три короба: оставайся в Израиле, занимайся своими делами, как все люди, то есть готовься к переезду. А Старшая Дочь постеснялась спорить и уступила, отказавшись от идеи поехать в Бирмингем.

Настал вечер пасхального седера. Семья разделилась следующим образом: Амация с дочерьми поехали к друзьям в кибуц, Ирис и Надав – к Младшей Дочери, у которой все в жизни упорядочено, и она умеет двигаться вперед, не отвлекаясь на всякие там подлинные или вымышленные драмы. В последние годы она стала суеверна и поэтому скрывала все, что покупала или делала, не считая разве что ремонта, который было невозможно утаить.

Конечно же, Вивиан отправилась с ними на пасхальный седер к Младшей Дочери.