Его княгиня

Она неосознанно схватилась за лицо, которое чесалось и шелушилось под восковыми наклейками. Страх. Такое чувство, что она снова боится всего, как заяц. А еще недавно плюнула в лицо владетельному князю и ничего при этом, кроме всеобъемлющей ненависти, не почувствовала.

Прошептала едва слышно:

— Я не…

Мирослав усмехнулся, покачал головой. Высокий, худощавый. В утреннем свете как будто рисованный темными штрихами.

— Я постерегу снаружи, не бойся.

Сказано-сделано.

Волк притащил большую деревянную бадью, затем самолично вывернул туда два ведра горячей воды. Потом они с Мирославом о чем-то пошептались, и Волк тут же притащил смену белья — мужского, конечно же.

Злата следила за приготовлениями округлившимися глазами.

Теф! Ей даже не верилось, что вот сейчас, еще чуть-чуть — и она плюхнется в чистую воду, смоет с себя пот, грязь, отдерет от лица прижившиеся там болячки. Руки задрожали от волнения, и Злата с силой стиснула их на груди.

Мирослав потоптался в пороге, затем сказал:

— Ну, я буду за дверью.

И вышел.

Тогда Злата принялась сбрасывать одежду, прямо на пол, потом отодрала с лица весь воск и, наконец, уселась в чуть подостывшую, но все еще теплую воду.

Чувство всеобъемлющего счастья, охватившего ее, было столь внезапным и острым, что она уткнулась носом в колени и разрыдалась.

Оплакивала она Таро. И себя вместе с ним.

Но, как ни странно, вместе со слезами постепенно уходило то глубокое, вязкое горе, в котором она пребывала как раз с того момента, как стрела пронзила сердце любимого.

Ей снова начинало хотеться жить и быть свободной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Они выехали следующим утром, на рассвете, когда чистое и промерзшее за ночь небо лишь отметилось на востоке багряной полосой. Кони были сыты, рысили резво по укатанному тракту. Морозный воздух после сидения взаперти казался божественно вкусным. Высоко над заснеженными макушками елей быстро гасла утренняя звезда.

Злата умела и любила ездить верхом. Когда-то очень давно, в той, забытой жизни, ее сперва учил дядька, а потом Велеслав. Подарил великолепного коня редчайшей изабелловой масти…

Нет, это был не Щавель, коренастый, привычный носить на себе вооруженного мужчину и навсегда сгинувший в той богами проклятой деревне. Того красавца звали Ветром, у него были длинные сухие ноги и ярко-голубые глаза, что редкость для лошади. Ветра напоили холодной водой, он простудился и умер — в тот же месяц, как Злата узнала о своем недуге.

Как будто вместе с конем боги отняли у нее возможность быть матерью… Хотя, глупости все это. Злата была уверена, что проклята с самого рождения.

Они ехали рядом, почти бок о бок, что позволяло время от времени перебрасываться ничего не значащими, но ободряющими фразами. Мирослав то и дело болезненно морщился, все же рука не давала ему покоя, но в седле держался как влитой, и даже улыбался через силу, ловя настороженный взгляд Златы.

Все в порядке, — сказал он в ответ на очередной взгляд, — не волнуйся, не упаду. Расскажи лучше, что будешь дальше делать.

Она пожала плечами. Думать об этом не хотелось, мысли напоминали дряблое желе, ускользали, расплывались вязкой лужицей. А ведь так было хорошо просто рысить по снежной дороге, любоваться восходом и просто дышать!

— Мне надо в замок на пустошах, — брякнула Злата первое, что пришло на ум.

— Это я и так знаю. А дальше что?

— Я буду просить, чтобы меня вылечили, — буркнула она, вяло соображая, что хочет услышать Мирослав.

— Вылечат, — не сомневаясь, сказал он, — а дальше?

— Я… — тут Злата запнулась.

Может, и не нужен ей уже этот замок?

Она ведь хочет родить ребеночка. Вернее, хотела, раньше, до того как встретила Таро. А теперь вот его не стало. И вряд ли она захочет видеть рядом с собой кого-нибудь еще.

Плечи опустились, и Злата, сама того не замечая, поникла.

— Я не знаю, что будет дальше, — процедила нехотя, — но все равно, я должна там побывать.

Ты просто не понимаешь.

Ей показалось, что Мирослав вздохнул, и на неизмеримо короткий миг его лицо исказила гримаса отчаяния.

— Ты любишь его даже мертвым?

Злата стиснула зубы.

Зачем, зачем он задает ей все эти вопросы, что вскрывают душу как разделочный нож?

Да, любит. Даже мертвого. Впрочем, и мертвым не представляет. Кажется, что он где-то далеко… Просто… уехал, и когда-нибудь…

Женщина мотнула головой. Нет, не нужно. Глупые надежды, совершенно безнадежные мысли.

— Мне все равно нужно в замок, — сердито сказала она, — и довольно об этом. Ты никогда не поймешь…

Мирослав молчал некоторое время, затем проронил:

— Я понимаю тебя, отчего же. Более того, мне и самому интересно повидать настоящего целителя. Знаешь, моя мать умирала очень долго и мучительно, и никто ничего не смог сделать, хотя отец пол-состояния отдал знахарям. Так что… Мне тоже очень хочется знать, что же это за чародей такой, которому под силу исцелить любую болезнь.

— Ты на нее похож, да? — только и спросила Злата.

Он кивнул.