Его Медвежество и прочие неприятности

Дорис что-то болтала, расчесывая ее волосы. Мари трудилась над шитьем, подправляя одной ей видимые огрехи на завтрашнем платье, а Валерия пыталась вспомнить хоть одно дыхательное упражнение, которое помогло бы приостановить тревожный бег сердца.

Моя лэрди… Моя! Ждала ведь этого. Рассчитывала привязать к себе, и не без меркантильных целей. Так почему сейчас внутри растекается теплом и звенит эхо короткого слова? Заставляет то вздыхать, то вдруг прислушиваться, надеясь уловить бесшумную поступь? Моя лэрди…

Ее комната была красивой. Золотистое дерево и глубокие синие тона. Белоснежная шкура под ногами и широкая кровать с периной более или мене приемлемой жесткости. Камин растоплен, на столике вазочка с фруктами и пирожными, которую ей вдруг принесли без всяких требований, но все равно неуютно! Не хватает чего-то… большого. Кого-то… Почувствовать крепкую хватку на талии, спиной опереться на твердую, как камень, грудь. И тревога опять вернулась, лишая сна.

— Дорис, достань, пожалуйста, плащ. И ложись без меня.

Женщина замолчала, а Мари замерла в своем уголке.

— Лэрд не приглашал Вас, — надломано произнесла служанка, — моя госпожа…

— Мне нужно.

И служанка промолчала. Точно так же, как в те несколько вечеров, когда Валерия принимала приглашения на «ужин». Провожала необычно внимательным взглядом, но больше не пыталась остановить ее припадком истерики.

— Я провожу лэрди сама, — остановила подхватившуюся Мари, — и вернусь.

Особняк де Нотберга был куда меньше замка, зато уютнее. Но ее не интересовали ни картины на стенах, ни вазы в углах.

— Вам следует объясниться с викнетом на балу, госпожа, — тихо-тихо произнесла Дорис, пока они миновали центральную лестницу, — не стоит вводить любящее сердце в заблуждение.

Ведро дегтя без бочки меда — Валерия даже примерно не представляла, как будет выкручиваться.

— Непременно, Дорис.

Дверь была открыта. В этом особняке не было замков, запирающихся ключкольцами — пластины от кристаллов слишком редкое удовольствие.

Бьерн стоял у стола, раскладывая по шуфлядам вещи из небольшого дорожного ларца.

— Вам не хватило воды, моя лэрди? Или приказать положить под перину досок? — бросил, не поднимая голову.

Большие руки ловко распределяли вещи по своим местам. Он мог согнуть пальцами подкову или разорвать кожаный ремень, а мог бережно удерживать чашку из самого тонкого фарфора.

И эта контрастность будоражила.

— Прикажите положить на перину Вас, — облизнула пересохшие губы. Голос сел до легкой хрипотцы.

Его взгляд обжег, подстегивая дремавшее в крови желания. Легкий прищур янтарных глаз — и колени слабеют, а в голове картинки двадцать один плюс.

Бесшумный, как хищник, лэрд двинулся в сторону своей жертвы, которая сама просилась к нему в пасть. Сейчас подхватит на руки и прижмет к стене. Или бросит на кровать, с треском стаскивая платье и разворачивая спиной к себе…

Последний свободный вздох и железный обруч объятий лишил опоры под ногами. Жадные губы перекрыли доступ воздуха, вовлекая в первый дикий поцелуй. Голодный и нетерпеливый, как и все до него, но единственный, в котором она ощутила горечь. И почти до физической боли захотела стереть ее.

— Мой… лэрд… — слова комкались в стоны, — хочу…

Нет, не на постель! Толкнув в широкие плечи, она выгнулась сквозь недовольное рычание, разъединяя их губы. И, предупреждая гневную фразу, которая уже сверкала в потемневших глазах, торопливо произнесла:

— Разрешите… раздеть Вас.

Потому что сейчас им обоим было нужно другое. Не сжигающая страсть, переполненная жесткими толчками и стонами в подушку, иначе слышал бы весь замок. Не почти животная близость, которая когда-то в другой жизни вызвала бы только протест, не…

Она перестала думать, когда ткань рубашки поползла вверх, и мужчина послушно поднял руки позволяя обнажить самый роскошный торс на свете. О, Творец! Валерия обожала каждую его частичку. От кончиков сильных пальцев до последнего завитка волос на широкой груди. А эта шея…

И она сделала то, о чем мечтала все эти ночи. Прижалась губами, прокладывая цепочку поцелуев к проступающей яремной впадинке. Протяжный вздох стал ей наградой. Да, большой сладкий Мишка. У твоей жены способ заставить мужа выкинуть из головы тот черный комок претензий и презрения, что умчался в невозможно дорогом экипаже. Скатертью дорога! А ее дорога иная и лежит вниз…

Пальцы распутали шнуровку на груди. Под затуманенным взглядом янтарных глаз Валерия отступила на полшага и стянула платье. Рывками и не эротично, но вместо холода кожу облизнул жар, стоило лишь посмотреть в потемневшее от напряжения лицо.

— Иди ко мне, — даже сейчас он приказывал.

И как бы ни хотелось, но у нее были другие планы. Переступив через ткань, она скользнула в мужские объятья.

Сначала он не поверил. Валерия поняла это по замершему дыханию, когда губы миновали перекаты грудных мышц, перед этим окропив их россыпью поцелуев.

— Лэрди!

Схватил за плечо, но не остановил. Весь замер, предчувствуя то, чего Валерия отчаянно хотела впервые за всю свою жизнь — ту и эту.