Его Муза. Часть 3

За неделю до выставки в конце года беру студию в полное своё распоряжение на целый день. И работаю над картиной, для которой Джонатан впервые позировал, но возникают проблемы с положением ног фигуры. Я продолжаю всё портить и понимаю, что, возможно, не смогу исправить недостатки без помощи модели. Откладывая щётку, я беру телефон, чтобы позвонить Дженни. Может быть, один из её друзей-актеров попозирует для меня за пиво. Я не могу позволить себе платить кому-либо сейчас. С тех пор, как сообщила отцу о своих планах относительно Нью-Йорка, он строго ограничил мне доступ к средствам. Он ошибочно полагает, что, заставляя меня страдать финансово, этим самым заставит меня передумать. Признаюсь честно, это неудобно, но это неплохая практика для моего будущего в Нью-Йорке, где придётся жить очень экономно, чтобы я могла позволить себе купить краску.

Прежде чем успеваю набрать номер Дженни, слышу стук в дверь. Дверь медленно открывается, и когда я вижу, кто там, моё сердце делает что-то вроде кувырка или сальто — подобное сочетание заставляет меня чувствовать легкую тошноту, а лицо — позеленеть.

— Что ты здесь делаешь? — говорю я.

Входит Логан. Не своей обычной вальяжной походкой, а робкими, осторожными шагами. Я не видела его уже несколько недель.

Выглядя смущенным, он говорит:

— Ты, наверное, ненавидишь меня сейчас…

Я чувствую многое, но ненависть — не одна из этих эмоций. Поэтому отвожу от него взгляд, чтобы собраться с мыслями. Смотрю на свою почти законченную картину. Он встаёт рядом со мной, держась на полшага позади моего левого плеча, и тоже смотрит на картину.

— Хорошая работа, Ава.

Я пожимаю плечами.

— Я не могу закончить её без живой модели. — Я начинаю вытирать кисти. Мне больше не хочется рисовать.

— Я могу помочь?

Я улыбаюсь, вспоминая, как он впервые вошёл в студию и встал за этот мольберт.

— Если я не могу закончить его, то сомневаюсь, что ты сможешь, — говорю я.

— А если я буду тебе позировать, это поможет?

Я поворачиваюсь к нему лицом. Его глубокие зелёные глаза искренние и мягкие. Он действительно предлагает свою помощь. Я снова смотрю на картину, потому что знаю, что увижу себя, а если ещё раз посмотрю в его глаза, то точно потеряюсь.

— Ава, — говорит он, подходя ко мне сзади. — Мне действительно очень жаль. — Я чувствую, что в любую минуту он может обнять меня, и боюсь, каково это будет.

— Мне только нужна помощь с ногами, — говорю я. — Если бы ты мог встать на трибуну…

Он смотрит на изображение, затем поднимается на подиум. Логан начинает расстёгивать пряжку своего ремня, что имеет смысл, поскольку Джонатан был голым, но я начинаю охладевать, потому что последнее, что хочу сделать, это растаять перед ним. Химия между нами всё ещё ощутима, но не могу поддаться ей, даже с его извинениями. За последние две недели многое изменилось для меня. Я стала сильнее. И хочу оставаться такой и дальше.

— Подожди, — говорю я. — Иди сюда и сядь.

Я указываю на стул неподалеку от мольберта. Затем тянусь за маленьким чистым холстом, лежащим рядом с моими принадлежностями. Это последняя картина, которую я должна сделать. Я ставлю его на мольберт, а Логан, выглядя немного смущённым, садится на стул.

— Положи руки вот так, — говорю я, показывая ему позу, которую хочу запечатлеть на холсте. — Я буду рисовать твои руки.

* * *

Картина рисуется легко и, в конце концов, так же, как и наш разговор. Он говорит, что закончил свою рукопись. И только сегодня утром отослал ее Лоуэллу. Он выглядит счастливым, даже гордым.

— Я бы не справился без тебя, — говорит он.

— Ты закончил его без меня.

— То, что мы не разговаривали и не спали в одной постели, ещё не значит, что ты не была со мной, Ава.

Я киваю. Поскольку знаю, что он имеет в виду. Как только острая боль прошла, и Мадлен вернула меня в студию, я почувствовала, что часть Логана тоже была со мной.

— Ты хоть представляешь, как тяжело находиться с тобой в одной комнате и не срывать с тебя одежду? — Он одаривает меня своей самой сексуальной и дьявольской улыбкой.

— Ты пытаешься отвлечь меня?

— Да.

— Не шевели пальцами!

— Я ничего не могу поделать, — говорит он, защищаясь. — Я представляю, что они могут с тобой сделать.

— Остановись. — Но я не могу удержаться от улыбки. Мы подшучиваем, словно у нас не было этого болезненного перерыва, словно мы вернулись к тому, что было раньше, но я знаю, что сейчас все по-другому. Я другая.

Эта картина почти закончена. Он практически сам себя нарисовал. И это прекрасно. Я редко восхищаюсь своими работами, но свет и тон кожи в самый раз. Я буду дорожить ей.

— Можно посмотреть?

— Нет, но думаю, что готова попросить тебя помочь мне кое с чем другим.

Я снова меняю полотна местами.

— На подиум. Снимай штаны, — говорю властно.

— О, мне нравится твой тон.

Он кокетничает и играет, помогая мне с моим искусством. Но я не прощаю его уход. Во мне до сих пор присутствует боль.

Он поднимается на подиум и поправляет кучу одеял и тканей, лежащих там.

— Это на случай, если я замёрзну?