Его последние дни

Тут, правда, нужно что-то более драматичное. Нужно действительно придать ему признаки психического расстройства. То он шутник и балагур, все у него хорошо и море по колено, то, напротив, — все грустно, плохо и болезненно. Пусть и сам сомневается в своем здоровье. Я расписал схему диалога с доктором и с некоторым удовольствием обнаружил забавную вещь. Если для меня самым эмоционально заряженным моментом разговора была клинико-экспертная комиссия, то есть врач, по сути, просто припугнул меня и продавил свою позицию, то в случае с Андреем акценты несколько смещаются.

Андрея смущает финал разговора, конкретно фраза о том, что со временем навязчивые суицидальные мысли вытесняют саму проблему. Он обнаруживает у себя именно такие симптомы. Пару раз в году на протяжении месяца окружающая действительность становится серой, бессмысленной, все теряет значение и превращается в душный, давящий ад. При этом как писатель, то есть человек довольно внимательно отслеживающий все, что с ним происходит, он не мог не заметить, что эти проблемы не имеют логического обоснования. Он занят любимым делом, у него все хорошо в личной жизни, есть деньги и здоровье. И тем не менее — что-то не так.

Я покрутил в руках ручку и записал: «Я просто хочу, чтобы все это закончилось». Это должно стать лейтмотивом размышлений Андрея. Он не знает, что именно должно закончиться, не может вычленить, что конкретно причиняет ему страдания.

Ну а в дурке, после разговора с доктором, Андрей решает пересмотреть всю свою жизнь и понять, в какой момент он свернул не туда.

Я прикинул биографию Андрея и покачал головой. Простая и логичная проблема — это просто скучный текст. Кто будет читать про очередное тяжелое детство? Зачем? В чем идея поплакать на тему «мама в детстве недолюбила»? И без меня толпы психоаналитиков заняты рассказами о том, как важно пообижаться на родителей.

Я вдруг с удивлением обнаружил странный факт: восемьдесят процентов моих знакомых девушек — психологини. Конечно, это навскидку, но тем не менее. И значительная часть мужчин — тоже. Я бы даже сказал, тоже психологини. Как скоро, интересно, весь мир заполонят психологи? Это прямо-таки новая религия, что характерно, выросшая на осколках старой.

Психологи находят в каком-нибудь суфизме практику, чуть ее переделывают, и понеслась. Новое направление, уникальный инструмент и вообще чудо! Лечит от неврозов, алкоголизма, ожирения и критического мышления. Записываемся на развивашки, срочно. А потом, что самое удивительное, психологи и сами забывают, откуда они это взяли. Ощущение собственной значимости и светоносности замещает первоисточник. Все как с суицидальными мыслями?

Мне стало тяжело и скучно. Чтобы как-то себя развлечь, я представил, что рядом с моей кроватью стоит кресло. А в кресле сидит Фрейд.

— Добрый день, — поздоровался я.

Фрейд ничуть не удивился такому повороту событий и только устало вздохнул. С силой потер лицо руками.

— Ну что опять?

— Опять? — не понял я.

— В каждой критической ситуации взывают ко мне! — возмутился доктор.

— Скорее уж к богу, — возразил я.

Фрейд посмотрел на меня с некоторым недоверием, медленно сунул руку во внутренний карман пиджака и достал оттуда зеркальце, почему-то припорошенное чем-то белым, и посмотрел в него.

— Неожиданно, — наконец заключил он. — Но, в сущности, это ничего не меняет.

— Нет бога, кроме психоанализа? — предположил я.

— И Фрейд — пророк его! — закончил доктор. — Еще чем-то могу помочь?

— Нет, пожалуй.

— Прекрасно, с вас пятьсот долларов, передайте моей помощнице.

Он исчез, кажется, даже самостоятельно, а не по моей воле.

Я покачал головой. Нет, очевидно, не должно быть никакой психологии. Это должна быть литература, а не публичный психоанализ. Надо взять жизнь Андрея, то есть мою, и рассмотреть ее с точки зрения драматургии. Мотивы персонажей, принятые решения, последствия, чередование зарядов, минимально затратное положительное действие, неадекватная реакция мира — вот все прямо по науке.

Тогда вся его биография превращается в некое цельное произведение, а не просто концептуальное нытье без начала и конца. В этом есть смысл. Надо попробовать. Хотя сразу же возникает два вопроса — а кто антагонист в такой книге? И какой у нее финал, если жизнь еще не закончена?

Ладно, нужно попробовать мою идею на практике. Я возьму одну сцену из биографии и дам ее Андрею. Он ее рассмотрит с точки зрения литературы, при необходимости подкорректирует. А чтобы создать дистанцию, опять-таки, он будет писать не о себе, а о третьем лице — об Архане.

Итак, я в психушке пишу книгу об Андрее, который в психушке пишет книгу об Архане. У Андрея есть уровень реального мира, где он борется со своим расстройством, а вот Архан просто герой, живущий жизнь. Он существует исключительно внутри произведения и представляет собой просто героя биографии.