Читаем Его последние дни полностью

Сестра явно хотела что-то спросить, но махнула рукой и разрешила. Я сходил на пост, взял станок и под присмотром санитара принялся скрести щетину. Причем на ощупь. Довольно странное, но почему-то смутно знакомое и успокаивающее ощущение.

Водишь бритвой, ориентируясь на сопротивление. Потом шаришь рукой по щекам и подбородку в поисках уцелевших островков щетины Причем в процессе этого исследования мысленно строишь 3D-модель своего лица. Можно даже глаза закрыть, чтобы ничего не отвлекало.

Проводишь рукой по щеке, и перед мысленным взором в пустоте возникает часть лица. Потом подбородок, часть шеи. Другая щека и уже просто ради интереса нос. Нос почему-то оказался больше, чем я ожидал. Да и в целом визуализация походила на меня не очень сильно. Не писать мне портретов на ощупь.

— Давай быстрее! — поторопил санитар.

Торопится. Наверное, у него какая-нибудь важная встреча назначена.

Я завершил мыльно-рыльные процедуры, собрал свои пожитки и двинулся за санитаром. Далеко идти не пришлось, меня перевели в палату напротив. Я на секунду задержался перед дверью, сосредотачиваясь на ощущениях, цветах, запахах, звуках.

Откуда-то тянуло подгоревшим молоком, отражаясь от стен, били по ушам чьи-то приглушенные голоса и шаги. Все те же устало-бежевые цвета. Вечно открытая дверь без ручки. Зачем вообще делать дверь, если ее никогда не закрывают?

Я шагнул в палату. Она оказалась ненамного больше, чем изолятор, даже с учетом туалета. Всего шесть коек, изголовьями к стенкам. Такие же, в общем-то, кровати, как и в изоляторе. Такие же тумбочки. Ничего нового. И два зарешеченных окна. Больше всего меня впечатлил красный стул, стоящий у дальней стены. Он стоял ровно между окнами и самовольно провозглашал себя центральной частью композиции. Эдакой доминантой.

Пустовали всего две койки. Левая ближняя и правая дальняя. Я присмотрелся к психам, которых про себя окрестил сокамерниками. Банальность ассоциации немного меня развеселила. Для удобства я разделил психов на вертикальных и горизонтальных. Одну койку на левой стороне и одну койку на правой стороне занимали горизонтальные психи. Их можно изучить попозже, подумал я. Все равно они лежат, укрывшись одеялами, и не подают признаков жизни. Наверное, тут даже лучше сказать «накрытые одеялами». Как трупы.

Первый вертикальный — бросающийся в глаза своей прямой как столб осанкой, аккуратно подстриженный мужчина лет тридцати пяти. Он стоял возле своей койки и смотрел в окно. Догадаться, что это его кровать, было несложно. Она напоминала его самого. Идеально заправленная и, кажется, даже отбитая, как в армии. Он, наверное, мог бы быть неплохим сержантом. За это тут же и получил от меня такое погоняло — Сержант.

Второй вертикальный псих — пожилой, помятый мужчина с седыми нечесаными волосами. Морщинистое лицо и глубоко посаженные глаза придавали ему схожесть с потрепанным жизнью мудрым и усталым шарпеем. Ну вот и будет Шарпеем.

— Ваша кровать — вон та, устраивайтесь. — Вошедшая за мной следом сестра указала рукой на койку и тут же громко объявила: — Собираемся на завтрак.

Я кивнул в знак того, что понял задачу. Значит, меня поселили у окна, напротив Сержанта и слева от Шарпея. Началось движение, вертикальные психи заспешили на выход, пришлось отложить знакомство на потом, ограничились сдержанными кивками. Сержант и Шарпей вышли, а я стал торопливо закидывать вещи в тумбочку, чтобы успеть присоединиться к ним в походе на завтрак.

— Встаем, встаем. — Оказывается, сестра осталась в палате и теперь, наклонившись над одним из горизонтальных психов, ласково пыталась привести его в вертикальное положение.

Молодой темноволосый парень, кажется лет тридцати, выглядел плохо. Он собрал все силы, чтобы устало усесться на кровати, и чуть покачиваясь, как пьяный, растерянно обвел опухшими глазами палату. Взгляд его медленно перемещался с предмета на предмет, и я неожиданно для себя понял, что он делает. Он пытался зацепиться за что-то. Найти хотя бы одну вещь, которая натолкнет его на размышления, вытащит за собой в реальность. Ему была нужна хоть какая-то ассоциативная цепочка, позволяющая найти причину встать с кровати.

— Братан, я тут новенький, до столовки проводишь? — зачем-то спросил я.

Медсестра посмотрела на меня с сомнением, но ничего не сказала. Псих сперва растерялся, но потом решительно кивнул, сунул ноги в тапки и встал с кровати. Его мятая пижама намекала, что сычевать в кровати — его основной способ времяпрепровождения. Естественно, я сразу окрестил его Сычом.

Сестра переключилась на другого горизонтального, села к нему на край кровати, наклонилась и, аккуратно сдвинув одеяло, стала что-то говорить и помогать приподняться.

— Пошли, — скомандовал мне Сыч заржавевшим голосом. Так гудит водопроводная труба, которой никто давно не пользовался.

Я молча последовал за ним. Сестра помогла сесть второму горизонтальному, и мой взгляд воткнулся в большую, размером с кулак, белесую опухоль на его затылке. Меня передернуло, я отвернулся и поспешил в коридор.

Перейти на страницу:

Все книги серии Альпина. Проза

Исландия
Исландия

Исландия – это не только страна, но ещё и очень особенный район Иерусалима, полноправного героя нового романа Александра Иличевского, лауреата премий «Русский Букер» и «Большая книга», романа, посвящённого забвению как источнику воображения и новой жизни. Текст по Иличевскому – главный феномен не только цивилизации, но и личности. Именно в словах герои «Исландии» обретают таинственную опору существования, но только в любви можно отыскать его смысл.Берлин, Сан-Франциско, Тель-Авив, Москва, Баку, Лос-Анджелес, Иерусалим – герой путешествует по городам, истории своей семьи и собственной жизни. Что ждёт человека, согласившегося на эксперимент по вживлению в мозг кремниевой капсулы и замене части физиологических функций органическими алгоритмами? Можно ли остаться собой, сдав собственное сознание в аренду Всемирной ассоциации вычислительных мощностей? Перед нами роман не воспитания, но обретения себя на земле, где наука встречается с чудом.

Александр Викторович Иличевский

Современная русская и зарубежная проза
Чёрное пальто. Страшные случаи
Чёрное пальто. Страшные случаи

Термином «случай» обозначались мистические истории, обычно рассказываемые на ночь – такие нынешние «Вечера на хуторе близ Диканьки». Это был фольклор, наряду с частушками и анекдотами. Л. Петрушевская в раннем возрасте всюду – в детдоме, в пионерлагере, в детских туберкулёзных лесных школах – на ночь рассказывала эти «случаи». Но они приходили и много позже – и теперь уже записывались в тетрадки. А публиковать их удавалось только десятилетиями позже. И нынешняя книга состоит из таких вот мистических историй.В неё вошли также предсказания автора: «В конце 1976 – начале 1977 года я написала два рассказа – "Гигиена" (об эпидемии в городе) и "Новые Робинзоны. Хроника конца XX века" (о побеге городских в деревню). В ноябре 2019 года я написала рассказ "Алло" об изоляции, и в марте 2020 года она началась. В начале июля 2020 года я написала рассказ "Старый автобус" о захвате автобуса с пассажирами, и через неделю на Украине это и произошло. Данные четыре предсказания – на расстоянии сорока лет – вы найдёте в этой книге».Рассказы Петрушевской стали абсолютной мировой классикой – они переведены на множество языков, удостоены «Всемирной премии фантастики» (2010) и признаны бестселлером по версии The New York Times и Amazon.

Людмила Стефановна Петрушевская

Фантастика / Мистика / Ужасы

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза