Его последние дни

Я медленно поднял глаза, чтобы посмотреть на того, кто меня толкнул, и тут же все понял. Прямо передо мной стоял и нагло лыбился мой тощий знакомый. Он сунул руки в карманы и чуть отклонил корпус назад, если не сказать наоборот — выкатил вперед свои яйца.

— Специально? — спросил я, давая ему шанс все переиграть.

— Если да, то че? — чуть наклонив голову вперед и вытянув шею, поинтересовался он.

Я подошел к нему вплотную. Он не испугался, не сделал шаг назад, напротив, чуть подался вперед. Давать заднюю уже поздно, поэтому я молча ткнул его правой рукой в челюсть. То ли апперкот получился превосходным, то ли оппонент совсем не ожидал удара, но конфликт на этом закончился. Громко клацнув зубами, Тощий сел на жопу, прямо в лужу супа.

Психи загалдели. Судя по интонации, многие одобряли мой поступок, кажется, кто-то даже аплодировал. Подоспевший на шум санитар тут же схватил меня за шкирку, я не сопротивлялся. Другой поднимал Тощего. Тот встал, но на ногах держался нетвердо. Взгляд расфокусированный, выражение лица туповато-расслабленное. Хороший все-таки удар. Это ему еще повезло, что он язык не прикусил.

Санитар тащил меня за шкирку из столовой, пока я рассматривал последствия стычки. Но это длилось недолго.

— Все, хватит, сам пойду! — Немного подумав, добавил: — Нормально все, я не буйный.

Санитар с подозрительной легкостью мне поверил и отпустил. Я смог разглядеть его лицо. Оказывается, из столовой меня выволок мой утренний знакомый — Холмс. Как ни странно, он, кажется, не злился и смотрел с некоторым сочувствием.

— Иди в палату пока. Сейчас тебя зав воспитывать будет.

— Этот черт, — я указал рукой в сторону столовой, — всех уже достал?

— По мелочи, но да. Пойди посиди. С завом не спорь. Скажи, мол, так и так, достал тебя. Больше так не будешь.

— А то что, выгоните? — не сдержался я.

— Ну, это полбеды. Могут и в буйные записать. Но я бы на твоем месте серьезно отнесся к этой истории.

— Почему?

— Дурак ты и есть, — покачал он головой. — А если он заявление напишет?

— Думаешь, мусорнется? — Я нахмурился.

— Мусорнется не мусорнется… — Он скривился то ли от отвращения, то ли от разочарования. — Тебе пятнадцать лет, что ли? Все, иди в палату.

Я и пошел. В палате медсестра аккуратно кормила с ложечки горизонтального. Я отвернулся, но звуки вызывали рвотные позывы. Воображение услужливо рисовало бледное лицо со стекающей изо рта жижей.

Я как никогда пожалел об отсутствии наушников. Сначала я просто лежал и смотрел в потолок, но проклятые звуки как будто бы становились громче. Пришлось накрыть голову подушкой. Это не помогло. Влажное, густое чавканье просачивалось даже сквозь поролон.

Вдруг кто-то поднял подушку с моего лица. Я открыл глаза. Розенбаум.

— Добрый день, доктор, давно не виделись, как ваши дела?

— Вы меня подставляете.

— Я не хотел, — сказал я искренне. — Но и спускать такое не собираюсь.

— Что случилось?

Он подтянул от стены тот самый театрально-красный стул и сел рядом с кроватью. Я решил сменить позу, чтобы не быть горизонтальным.

— Выбил из рук поднос с едой.

— Специально?

— А можно случайно выбить? Толкнул плечом.

— Вы уверены, что он сделал это специально? — наседал Розенбаум.

— Ну я же его об этом спросил. А он начал быковать, мол, а что ему за это будет.

— И вы решили показать, что будет? — Он с интересом наклонил голову набок.

— Как видите.

— И он все осознал и больше так не будет?

Я промолчал, вопрос явно риторический.

— Вы хотя бы понимаете, что он не соображает, что делает? И комиссия легко придет к выводу о его невменяемости. А вас обвинят в нанесении телесных повреждений. Вы-то адекватный. Ну, теоретически. — Розенбаум погладил усы и посмотрел на меня, ожидая какого-то ответа.

— Ну не так уж сильно я его…

— Вопрос не в том, как сильно, вопрос — зачем.

— Чтобы знал свое место.

— А вы знаете, где его место? Раз решили ему на него указать.

— Да хватит мне мозги делать, — разозлился я. — Он вел себя как козел и за это выхватил в челюсть. Придут менты, им то же самое скажу.

— А что вас так злит? — Он опустил взгляд на мои руки.

Я последовал его примеру. Оказывается, левой рукой я сжал колено, да так, что вздулись вены.

— Ничего. Просто хочу домой.

— Ясно. В общем, считайте, что я провел с вами воспитательную беседу. Еще раз что-то такое выкинете, переведу в буйные, пусть там разбираются. Вопросы?

Я посмотрел в глаза доктору. А он умеет быть весьма жестким.

— Никак нет.

— Славно. — Розенбаум встал и поставил стул на место. — Пообедать не забудьте.

Он вышел из палаты. Я проводил его взглядом и снова лег. Закрыл глаза. Вдруг осознал, что меня потряхивает. Вообще, в словах доктора был резон. С чего я так сорвался на этого дурачка?

Но анализировать свое поведение не получилось, поскольку мысли проносились в голове с бешеной скоростью. Возникали отдельные, никак не связанные между собой образы. Через минуту я понял, что меня злит буквально все и в частности Розенбаум.