Его прощальный поклон. Круг красной лампы (сборник)

Все трое мужчин у камина – того спокойного и уравновешенного среднего возраста, который у представителей их профессии начинается так рано и длится столь долго. Никто из них не знаменит, но у всех прочная репутация и каждого можно назвать типичным представителем той области медицины, которую он для себя выбрал. Тучный мужчина с властными замашками и, судя по бледным пятнам на щеках, склонностью к язвительности – это Чарли Мэнсон, начальник психиатрической лечебницы в Вормли и автор превосходной монографии «Скрытые умственные расстройства у не состоящих в браке». Он всегда носит такой высокий стоячий воротничок, с тех пор как один его пациент после очередного явленного ему откровения свыше чуть не перерезал Мэнсону горло осколком стекла. Второй, с густым румянцем на щеках и веселыми карими глазами, – врач общей практики, человек опытный. Трое ассистентов и выезд из пяти лошадей помогают ему зарабатывать две с половиной тысячи в год, обслуживая самый бедный район города, в котором за визит к больному больше чем полкроны не возьмешь, а за консультацию больше шиллинга никто не даст. Добродушное лицо Теодора Фостера в течение одного дня можно видеть у сотни постелей больных. И если в списке его пациентов имен на две трети больше, чем в книге приходов, это его ничуть не расстраивает, потому что он всегда утешает себя мыслью о том, что когда-нибудь ему обязательно удастся наверстать упущенное, когда какой-нибудь миллионер с хронической болезнью (комбинация идеальная для частного практика) обратится к нему за помощью. Третий, который сидит справа, положив вытянутые ноги в начищенных до блеска парадных туфлях на каминную решетку, – это Харгрейв, успешный хирург. В его лице нет ничего сходного с добродушной физиономией Теодора Фостера. У него холодный проницательный взгляд, прямой строгий рот, и всем своим видом он излучает силу и решительность, но для тех пациентов, которые настолько больны, что оказываются в его кабинете, в глазах врача важнее видеть уверенность, чем сочувствие. Он скромно называет себя зубником. «Обычный зубник», так он говорит, но на самом деле он слишком молод и слишком беден, чтобы заниматься исключительно зубами, и достаточно образован и смел, чтобы браться за любые, даже самые сложные хирургические операции.

– И до, и после, и во время, – бормочет общий практик в ответ на какое-то замечание, вставленное в разговор сидящим в стороне молодым человеком. – Знаете, Мэнсон, мы все сталкиваемся с разнообразными формами временного помешательства.

– И чаще всего при родах, – добавляет его коллега, стряхивая серый пепел с сигары. – Но вы, очевидно, имеете в виду какой-то определенный случай, Фостер?

– Да, это было как раз на прошлой неделе. Ко мне обратилась супружеская пара по фамилии Силко. Когда жене пришло время рожать, мне пришлось самому ехать к ним, потому что об ассистенте они и слышать не хотели, доверяли только мне. Когда я вошел, муж, полицейский, сидел у изголовья кровати. «Ему нельзя оставаться», – сказал я. – «Нет, доктор, он останется», – ответила жена. – «Случай у вас непростой, поэтому ему лучше будет уйти», – повторил я, а она мне: «Либо он останется, либо мне вообще никто не нужен». – «Я рта не раскрою, с места не сдвинусь хоть до самого утра», – сказал муж. В конце концов пришлось мне разрешить ему остаться, так он и просидел восемь часов рядом с женой. Она держалась молодцом, но он стонал чуть ли не каждую минуту. К тому же я заметил, что он не вынимал правую руку из-под покрывала. Я не сомневался, что она там держалась за нее своей левой рукой. Когда все благополучно закончилось, я посмотрел на мужа. Он сидел, уткнувшись головой в край подушки, и лицо у него было такого же цвета, вот как этот пепел на моей сигаре. Я даже подумал, что он лишился чувств от переживаний. Конечно же, я начал корить себя за то, что позволил ему остаться, но тут заметил, что покрывало над его рукой все пропитано кровью. Я сдернул его и увидел, что запястье этого парня чуть ли не перерублено пополам. Оказалось, что они с женщиной были соединены наручниками. Один браслет был застегнут на левой руке женщины, второй – на правой руке мужчины. Когда ей было больно, она из всех сил выкручивала руку, и железо впивалось в его кость. «Понимаете, доктор, – сказала она, когда увидела, на что я смотрю, – он должен был пройти через все вместе со мной. Разделить боль». Вы не находите эту область медицины довольно скучной? – помолчав, спрашивает у коллег Фостер.

– Дорогой друг, я занялся психиатрией именно для того, чтобы избежать скуки.

– Да, многие из молодых врачей, которым не удается добиться успеха, сами попадают в сумасшедший дом. Я в молодости, когда учился, тоже был очень стеснительным юношей, так что знаю, каково это.

– Для практикующего врача это нешуточная проблема, – замечает психиатр.