– Ну, я в порядке.
«Насколько возможно».
Он хмыкает и качает головой, будто не верит мне.
– Как ты можешь? После того, через что ты… Как кто-то может быть в порядке после такого, Лиса?!
Он в растерянности. Ему трудно принять, а тем более понять вещи, которые однажды имели место в моей жизни. И я понимаю, почему это происходит. Потому что я ему небезразлична. Потому что такого не должно происходить с людьми. В нормальном мире не должно происходить таких паршивых вещей. Но они все равно случаются. Я приняла это. Просто приняла, что так бывает, даже если ты этого не заслуживаешь. А я не заслуживала. Но у меня было достаточно времени, чтобы пережить это. Смириться и идти дальше. Но у Мейсона не было. Для него все это случилось только что и он зол. У него есть вопросы и желание что-то сделать, как-то исправить то, что уже случилось. Но в итоге, единственное, что остается – просто принять это.
– Я не знаю, Мейсон. – Я жму плечом, потому что я действительно не знаю. – Но у меня все хорошо. И я рассказала тебе все это не потому, что я переживаю те события снова и снова, или не могу из-за этого спать. Нет, вовсе нет. Я… это мое прошлое, понимаешь? Оно отстойное, но я хочу, чтобы ты знал меня. Потому что… Ты сказал своему отцу, что я твоя девушка. Ты серьезно? Ты хочешь этого, или что происходит? Потому что я не понимаю. – Я в растерянности трясу головой. – Ты отталкиваешь меня, а затем делаешь нечто такое, из-за чего мое сердце вновь начинает сходить с ума из-за тебя! Я знаю, что для тебя сейчас на первом месте Ханна, и я не пытаюсь оспорить это. Не хочу, чтобы ты воспринимал меня как помеху или тяготился своими чувствами ко мне. Просто… все, что я хочу сказать – не давай мне ложную надежду, если ты уверен, что наши отношения невозможны. – Разволновавшись, я много жестикулирую и моя речь немного сбивчива, но я надеюсь, что он сможет понять меня. Он должен понять меня. Это не может продолжаться вечно – наше балансирование в подвешенном состоянии. Мне нужна определенность. Сейчас. – Но если для нас есть шанс, я хочу… Хочу его использовать. Что скажешь?
Мейсон смотрит на меня и молчит так долго, что я начинаю жалеть о своем порыве. Что, если я оттолкнула его? Или слишком давлю? Пока я мысленно паникую и ругаю себя за свой болтливый язык, он вдруг улыбается и, подняв руку, кладет ее на мое лицо.
– С самого начала я действовал неправильно. Я думал, что должен четко разделять свою жизнь – ту часть, в которой есть только Ханна, и та – в которой появилась ты. – Его голос звучит хрипло. У меня дыхание замирает, потому что я думаю, Мейсон собирается сказать нечто важное для нас с ним и я с жадностью ловлю каждое его слово. – Я не позволял вам пересекаться, но даже тогда это чувствовалось неправильно. И когда понял, что мои чувства к тебе не просто легкое увлечение, – он криво усмехается, – испугался. Да, это было трусливо – оттолкнуть тебя в попытке подавить влечение к тебе. Но, наверное, было уже поздно. – Мейсон жмет плечом, как бы признавая провальность своей идеи. – Наконец-то я понял, что не должен ничего разграничивать, а позволить тебе стать полноценной частью моего мира. Поэтому я познакомил тебя с отцом. Это было начало. Теперь я хочу, чтобы ты познакомилась с Ханной. – Он с нежностью смотрит на меня, пока его пальцы гладят меня по щеке. – Ты не делаешь меня слабым или отвлеченным, Лиса, хотя я ошибочно считал, что это так. Ты такая сильная, и там, где большинство сломалось бы, ты смогла подняться и идти дальше. Это впечатляет.
Мейсон улыбается, его глаза смотрят на меня со смесью восхищения и любви. Я хочу что-то сказать, ищу нужные слова, но потом понимаю, что они здесь просто лишние.
– Никогда больше так меня не пугай! – ворчу я, тщетно пытаясь скрыть дрожь в голосе.
Обри с трудом улыбается. Она все еще выглядит бледной и ослабленной, но теперь я знаю, что ей ничего не угрожает. Через несколько дней ее выпишут, и она вернется домой.
– Постараюсь. Я и сама напугалась. Думала, что умираю, – побледнев еще больше, признается подруга.
Я не говорю ей, что думала о том же, когда сидела с ней в ожидании скорой, пока она мучилась, и я ничем не могла помочь ей.
– Ты знала о беременности? – Мой голос звучит едва слышно. Мне больно видеть Обри на этой больничной койке, измученную и потерявшую часть себя, в то время как человек, который ответственен за это, развлекается с разными тупицами. Мне больно, что этот человек – мой брат, и, несмотря на все, что он сделал, я продолжаю любить его. Пусть это и не просто. Пусть злости сейчас больше, чем любви.
– Узнала, когда была у родителей. Поняла, что что-то не так и сделала тест. Я бы сказала тебе, просто хотела сама свыкнуться с этой мыслью, – заверяет Обри.
Я быстро трясу головой, не желая, чтобы она волновалась из-за этого.
– Не беспокойся об этом. Я знаю, что ты сказала бы. – Я мягко улыбаюсь ей. – В независимости от того, какое решение бы ты приняла. Я бы поддержала тебя в любом случае.
– Я не успела ничего решить. – Обри поднимает взгляд к потолку. – А теперь это не имеет значения.