И бедная босота продолжила пиршество. Снова зазвучали радостные звучные голоса, которые перекрикивал Анатоль. Он жаждал прочитать свое стихотворение и, когда все угомонились, прочел бессмертный «Пацiр». Каждый выпил за себя из этой чаши. Концовка стиха, безусловно, отличная. Как бы там ни было, а своя рубашка ближе к телу, и человек думает прежде всего о себе. Ну и пусть пьет на здоровье, лишь бы преждевременно не покидал этот мир, родных и друзей. Пускай пьет из чаши, рюмки или из пистолетного дульца, лишь бы был с нами, лишь бы не жили мы воспоминаниями о нем, потому что после смерти узнается цена человека, когда нам его не хватает и мы уже никогда не увидимся с ним. Когда мучаешься от того, что был невнимателен к нему, и уже не попросишь прощения. Но, невидимый, он всегда присутствует где-то рядом, как привидение, и мысленным взором можно его увидеть, только оживи образ в душе. Никто тогда за столом не думал, что через четыре года (какая малость) Анатоль уйдет от нас в вечность — в некий глупейший момент, одинокий и покинутый друзьями, что не смогли тогда оказаться рядом и спасти. Я пробуждаю образ в своей душе, вижу его. Мрачно-задумчивого, с нахмуренным сплюснутым лбом и лысой головой, нелепой рыжей бородой. И если бы не красно-бело-красная лента над надгрудным карманом его джинсовой куртки, Анатоля смело можно принять за некоего боевика, дай ему только автомат в руки, а не бутылку, — и схожесть полнейшая. Вот почему я не хочу прихорашивать его образ, он должен жить своей судьбой и в воспоминаниях быть таким, каким был, а не причесанным, пристойным, отретушированным, будто для глянцевого журнала истории. Меня просили, чтобы не писал про Анатоля дурного, не позорил его, потому что это за меня сделают враги. Но если у Анатоля есть прекрасные стихи, то они как раз и родились из его беспутной жизни, как цветок эроса из житейского сора, как ребенок из греха, как творец из мук — ничто не дается просто так. А вдохновение только поднимает чувства наши сострадательные на поэтическую высоту.
Где-то на середине беседы я покинул компанию, чтобы не допиться до последнего гроша. Бедной босоте было что выпить и чем заесть. И, наверное, первый раз Анатоль отказался от гулянки с друзьями, а поехал на такси ко мне. В принципе, я был не против, чтобы Анатоль погостил у меня и хоть подкрепился по-человечески (ради этого мы прихватили из компании хорошего кулинара Сергея Веретилу), а не шлялся лишь бы где и не пил лишь бы с кем. Тем более, моя мать любила Анатоля (по телефону он обычно говорил ей столько ласковых слов, что она прямо светилась душой) и сама пригласила его в гости. Каждый раз, когда я навещал Анатоля, он из своих скромных запасов передавал тете Зине то кусочек деревенского сала, то картошку, то мед, то какую-нибудь конфету из тех, которые ему приносили друзья. Даже если ничего не было, то все равно что-нибудь сунет мне в руки, хоть капусту, чтобы только порадовать тетю Зину. А на свой день рождения 26 октября 1999 года он подарил ей картину Алеся Квятковского — презент, который сделал ему художник.
— Пусть Зинуля смотрит на деревенский пейзаж, вспоминает деревню и не скучает, — сказал Анатоль и красивым размашистым почерком на обратной стороне написал фломастером: «Тетя Зина, я Вас крепко люблю за то, что Вы сына любите, а сын Вас».
А гости Анатоля, тогда еще молодые и начинающие Алесь Филиппович и Алесь Мясников, оставили свои поэтические автографы. Фил написал стишок:
Былi ў бацькi тры сыны,
Ды не вярнулiся з вайны.
Былi ў маткi тры дачкi,
Ды ветрам па руках пайшлi.
I лебядою прарасло
Усё, што некалi было.
Але з насення лебяды
Паўстануць райскiя сады!
Не скажу, что это шедевр. Наверное, ничего лучшего Фил не имел под рукой. Его скромная муза не одаряла его вдохновением. Из всей его поэзии Анатоль любил одну строчку: «Мне золатам на сэрцы вышывалi краты». Он даже вставил ее в какое-то свое стихотворение, отправил в вечность.
А вот Мясо экспромтом сочинил абы что:
Бедны Йорык! Не крыўдуй,
Мы з табой пiсьменнiкi!
Ну няхай я — абалдуй!
Перайду на пернiкi!
Не знаю, напечатаны ли эти шедевры, но они остались на Сысовом подарке и положили начало хорошей традиции — мои гости ставят автографы. Отметились поэты Юрий Гуменюк, Андрей Гуцев, Сергей Веретило, Юрий Потюпа, кинорежиссер Юрий Бержицкий и другие мои друзья. Так картина Квята стала памяткой об Анатоле Сысе и о его и моих друзьях.