Фёдор Николаевич, это Клара.
Перечитывая дневник Мишеля, я смогла наконец-то увидеть картину целиком. То, что раньше для меня было тайной, открылось, и если бы вы знали, как сердце сжимается от боли за него! Поверить не могу, что он доверился этой женщине. Не женщине даже, а ведьме! Но Лесная Княжна оказалась куда опаснее, чем я могла подумать. Мне пришлось столкнуться с ней в ту же ночь. Тогда я испугалась и думала, что умру там же, в Великом лесу, но сейчас благодарю святую Лаодику за то, что привела туда. Благодаря моему неосмотрительному поступку теперь известно чуть больше. В своём дневнике я передала всё так, как услышала. Сейчас думаю, что это было мороком, насланным чародейкой. Не верю в искренность её слов. И всё же перепишу отрывок из своего дневника так, как он был написан изначально, чтобы у Вас была полная картина происходящего.
Стоит объяснить, что я была на празднике Долгой ночи в деревне вместе со всеми остальными, и, после того как мы с Мишелем потанцевали, отец увёл меня к костру греться. К сожалению, я пропустила момент появления Лесной Княжны и узнала о её преступлении, когда Мишель уже пропал. Но я догадалась, что он пойдёт к домовинам. Стоило только вспомнить его помешательство на этих камнях, и всё стало очевидно.
Итак, что я записала в дневник. Начну с момента, когда Лесная Княжна уже убежала.
«Я первой заметила, что Мишель пропал. Не уверена, что хоть кому-нибудь есть до него дело. Граф, кажется, и вовсе радовался, что его побили. Он сказал нечто совершенно отвратительное про рдзенцев, не хочу это даже повторять.
Я попыталась расспросить отца, но он убежал к Настасье Васильевне. И так получилось, что больше никто за мной не присматривал. Не сразу я поняла, что некому сказать мне, что делать, некому меня остановить. И ещё: никто, ни одна живая душа не искала Мишеля, хотя его жизнь была в большей опасности.
Сердце моё почуяло, что Княжна забрала его. Она же ведьма, её магия могла заморочить голову любому. Не знаю, как я решилась убежать ото всех. Даже не задумывалась как-то, просто сорвалась с места, сбежала с дороги прямо в поле, в сугробы.
Не помню, как оказалась в лесу. Просто точно по щелчку. В темноте теряется ощущение пространства.
Я шла, шла и шла, то и дело оборачиваясь на огни деревни, пока они не скрылись, и только тогда мне стало страшно. Куда я отправилась одна? Я не знала леса, он был полон диких зверей. Как в одиночку можно спасти Мишеля?
Но вдруг за спиной мелькнула тень и вспыхнули золотые глаза. Не помню даже, закричала ли я. Всё смешалось. Только вижу, как бегу вперёд, всё глубже, глубже в лес. Помню рычание и тяжёлое звериное дыхание. Помню, как со всех сторон мелькали тени, подол цеплялся за ветви, ноги утопали в сугробах, я спотыкалась, падала.
Волк оказался прямо передо мной. Я хотела вскрикнуть, зверь тихо зарычал, и дыхание в груди перехватило.
– Вот что ты заладила? – вдруг раздался женский резкий голос откуда-то из-за деревьев. – Это не твоя беда.
– Он совсем… – отвечал ей другой, ледяной, гладкий, словно лезвие, – ох, ты бы видела его глаза. Как у раненого оленёнка…
Кажется, я совсем перестала дышать. Приподняв голову, глядя в золотые глаза волка, я лежала на снегу, не чувствуя холода. А разговор в темноте продолжался, и я поняла, что невольно стала свидетелем беседы, вовсе не предназначенной для моих ушей. Беседы, которую, скорее всего, хотели бы от меня утаить. Потому что такие тайны раскрывают только самым дорогим друзьям, а эти две женщины – по голосам я скоро поняла, что одна была намного старше другой, – были очень близки.
Голоса принадлежали двум женщинам: молодой и старой.
– Хватит переживать о чужих чувствах!
– Если бы ты видела, как ему больно, тебе бы тоже стало совестно.
– С чего бы мне стало совестно? Чужие беды – не мои. Ты не в ответе за чувства мальчишки, которого видишь едва ли не впервые в жизни. Он сам себе что-то придумал.
– Это не значит, что я должна быть жестока. Мне жалко его. Не знаю, есть в нём что-то, отчего сердце сжимается от нежности. Такое невинное дитя. Ещё и младше на сколько… ох, совсем ребёнок… возможно, он впервые решился на такой шаг, а я его отвергла. И как после этого он будет верить в любовь? Как он откроется другой, более подходящей, девушке?
– Ты думаешь не о том! – вдруг резко оборвала старшая.
– Что?
– Домовины разрушают, границы отодвигаются всё дальше. Люди подбираются к лесу. Прямо сейчас Катажина повела охотников в обход. А в твоей голове какая-то ерунда.
– От леса ждать только морока…
– Морок, морок, – проворчала старуха, и под чьими-то ногами заскрипел снег. – Милая моя, не о том ты думаешь. Не тем голова забита. Всё, что сейчас важно, всё, что когда-либо будет важно, – это Великий лес. У тебя одна только задача…
– Да, но… мне так жаль его. Бедный мальчик…
– Он не мальчик, а взрослый мужчина. Если от одного-единственного отказа сломается, то грош ему цена. Тьфу! Ты – Лесная Княжна…
Словно гром прогремел в зимнем небе. Как сразу я не догадалась, кто может вести разговоры ночью посреди леса? Но разве можно было знать, что эта ведьма, это чудовище станет переживать из-за любовной боли? Нет, это было слишком человечно, слишком обычно.
– Ты Лесная Княжна, – повторила старшая. Не могу представить, кто она такая, если к ней прислушивается Лесная Княжна. Быть может, тоже какая-нибудь ужасная ведьма. – У тебя один долг: Великий лес.
– Порой мне хотелось бы… только на мгновение, ты не подумай ничего… порой я представляю, каково было бы жить обычной жизнью. Как они… эти, в деревне. Они так счастливы друг с другом. Ты видела? И этот мальчик… он так искренне говорил, так смотрел…
– Вот оно! Вот в чём дело! В этом мальчишке, – разозлилась старшая. – Я знала, я просила тебя не ходить к людям, не танцевать с ними, не есть с ними. Их пища отравила твой разум. Нет, милая, ты – не они. Тебе не плясать у костра, не пить вина и не обниматься под звёздами с сопливыми деревенскими мальчишками. У тебя есть долг перед Великим лесом, у тебя есть предназначение.
– Да, но мне хотелось бы хотя бы однажды попробовать…
– Нет. Даже не думай. Ты Старшая сова, лесная ведьма, а не человек. Тебе и думать не стоит о слабостях обычных людей. Ты выше этого. А что до мальчишки… если однажды, если ещё хоть однажды он смутит твоё сердце, я перегрызу ему горло. Давно стоило это сделать, как только встретили в усадьбе.
Пусть они ни разу не произнесли его имени, но я поняла, что речь шла о Мишеле. Как мне стало страшно! Если бы меня там загрызли волки прямо на месте, самым ужасным была бы не моя смерть, а то, что я не смогла предупредить Мишеля.
– Ты же узнала его? Это он, тот мальчик из Волчьего лога. Княжеский сын.
– Конечно узнала. До сих пор помню его запах. Мерзкий, человечий, очень слабый.
– Если бы он был так слаб, то не оказался бы здесь.
Старшая только хмыкнула.
– Не думай о нём больше никогда. Ты – стрела. Твоя цель – в лесу. И лететь тебе в лес, к нам, детям Нави, а не к людям. Забудь о них.
Лесная Княжна ничего не ответила. Послышались шаги, женщины уходили, и волки, окружавшие меня, тоже сдвинулись с места и медленно направились следом, оставив меня одну. Только один из волков оглянулся, сверкнул глазами, точно предупреждая, чтобы не посмела пойти за ними.
Я осталась лежать недвижима, не решаясь даже пошевелиться, пока все они не скрылись из виду.
Но в лесной тиши ещё долго раздавался голос старшей ведьмы:
– Забудь людской мир, моя девочка. Забудь. Людские сердца быстро забывают. Ещё снег не успеет сойти, как этот мальчишка сотрёт тебя из своей памяти…
По мере того, как голоса ведьм становились всё тише, с другой стороны приближались крики и выстрелы. Охотники графа приближались. И пусть я человек, а не волк, дикий необузданный страх погнал меня прочь. Так я оказалась на опушке. На реке.
А позади меня стояли волки. И звучали выстрелы. Звери зарычали, прыгнули. Помню, я закричала, побежала по льду. Он хрустел под моими ногами, но я в полутьме заметила белеющую беседку Русальего острова и знакомые статуи, походившие ночью на мертвецов.
Помню, в какой-то момент сапоги зачерпнули воды. Я провалилась. Всё хрустело, ломалось, вода была чёрной, ледяной. А волк вцепился мне в запястье. Я закричала. Очень хорошо это запомнилось: как я кричала под водой. А потом кто-то схватил меня за ногу и потянул на дно.
