Его забрал лес

Не представляю, какой сегодня день. Это не важно.

Топоры стучат не переставая. В усадьбе это слышно особенно чётко. Но ни выстрелов, ни воя пока нет.

Рассудок вернулся ближе к вечеру, когда Коля позвал на ужин.

Я пошёл, всё так же не совсем разбирая, день ли стоял или ночь, в Камушке я находился или в Курганово, или, быть может, даже в Волчьем логе.

В столовой горели свечи. Они мерцали тёплыми, словно любящие сердца, огоньками.

Все за столом обернулись, когда мы с Колей вошли. Во главе, сияя румянцем на круглом лице, сидела Анна Николаевна.

– Мишенька. – Голос её звучал очень плотно, живо, по-настоящему, точно обволакивающий мягкий плед. – Мы вас ждали. Присоединяйтесь. Будем ужинать.

Меня посадили между Ариной Терентьевной и Кларой. Лесная Княжна напротив. Удивительно, да, что я всё ещё не знаю её имени? Кажется, не я один. Но мне теперь всё равно. Это не моё дело.

Долго ели молча, и слышно было только, как серебряные приборы порой касались тарелок из розового фарфора с очаровательными, но весьма старомодными цветами по краям. Насколько помню, такие были в моде в прошлом веке.

Княжна выглядела подавленной, зажатой. Ей, очевидно, было неудобно за столом, она не умеет держать нож и вилку. Длинные распущенные волосы падали в тарелку. Она не поднимала на меня глаз, точно это ей стало мучительно, удушающе стыдно за моё глупое, никому не нужное признание.

Пахло цветами (на столе стоял букет чудом выживших осенних цветов). За окном шёл снег. Он и сейчас, когда я пишу в библиотеке, идёт.

– Арина Терентьевна, душенька, – обратилась неожиданно смущённо Анна Николаевна, – а не осталось ли у нас чего-нибудь из твоих запасов? А то такие все тихие.

Арина Терентьевна принесла большую пузатую бутыль, и Николай разлил нам что-то, обманчиво сладко пахнувшее вишней, но оказавшееся очень крепким, резким. Я пью мало, но, не в силах спорить со старушеньками, выпил три стопки. Честно, плохо помню конец ужина, но прошёл он очень душевно. Но даже сейчас тяжело писать, перо из пальцев выпадает.

Постепенно за столом завязался разговор.

А потом меня переместили в кресло у огня. На коленях каким-то образом оказался щекастый серый кот. Он очень сладко мурлычет уже почти час. Порой чешу его за ушком, это очень успокаивает.

Княжна сидит на полу у камина, прижав ноги к груди. Без ножа, без маски, без платка она выглядит неожиданно человечной, удивительно хрупкой. Такой… беззащитной.

Мне не хочется смотреть на неё. Я не должен на неё смотреть, но, когда в гостиной собралось больше людей, не отрывал глаз, запоминая, как огонь придаёт медовый оттенок льняным волосам.

Анна Николаевна встала у камина, оглядывая нас всех.

– Ну, дорогие мои, что будем делать?

Я так разомлел, что не сразу сообразил, о чём речь.

– Графа пора остановить, – неожиданно грозно произнесла Клара. – Если мы напишем голове… Уверена, граф угрожал или ещё что-нибудь такое… он должно быть заставил папу… Папа не мог сам…

Никто пока что не рассказал ей, что случилось с доктором и Настасьей Васильевной. Не представляю, кто решится донести до несчастной девочки такие новости. Точно не хочу быть посыльным.

Никак не могу забыть статью, которую прислал Саша. Спросить об этом Стрельцовых будет неправильно. Может ли знать Клара?.. Маруся! Вот кто точно должен помнить все местные слухи и скандалы даже вековой давности. Такова уж её работа.

– Ни голова, ни сам император графа не остановят, – неожиданно строго, даже командирски сказала Анна Николаевна.

– Ферзен занимается всем этим по приказу императора, – добавил Николай с нескрываемой злостью. Могу понять, из-за графа старший Стрельцов потерял всё. – Или, по крайней мере, с благословения императора. Тот бывал в Курганово. Говорят, даже присылал своих людей в оранжерею.

– Вот именно. Оранжерея, – вдруг ледяным тоном, не отрывая глаз от огня в камине, произнесла Княжна. – Я была там под землёй и видела, каких чудовищ сотворил доктор. Пусть они и остановят графа. Это будет справедливо.

– Это как? – удивилась Арина Терентьевна.

Кстати, только сейчас подумал, что старушеньки в этот вечер даже не сказали ни одной занятной или потешной присказки и поговорки. Видимо, всё происходящее для них слишком тяжело. Бедные женщины. Неправильно, что им приходится иметь с этим дело.

– Нужно уничтожить всё, что создал доктор. Всё, что он узнал, – хмурясь, объяснила Княжна. – Миша, ты же читал его записи? Там много всего? Если это попадёт не в те руки…

– Да. – Каюсь, согласие я дал до того, как вообще успел подумать. – Надо её сжечь.

– Сжечь?! – возмущённо воскликнула Клара. – Мишель, что вы такое говорите?

– Княжна может сжечь всю оранжерею своей магией. – Не уверен, но вроде бы я улыбался, когда это говорил. Не знаю, почему. Наверное, всё-таки сошёл с ума. – Мы можем целиком сжечь лабораторию доктора и уничтожить все его наработки.

– А как же… кликуши? – Не помню, кто первым забеспокоился о них.

Но у Княжны и на них уже были планы.

– Пусть отомстят своим мучителям. Освободим их. Пусть разберутся с лесорубами и охотниками. Их слишком много, а моих волков слишком мало.