Его звезда

Двоюродного братца не желаю видеть не только возле себя, но и вообще в своем доме, последний раз он проявлялся перед моими глазами лет восемь назад, назвав меня белобрысой поганкой. Тетю тоже бы с удовольствием отправила обратно на периферию.

Самый трудный момент сегодняшнего дня стал при погребении, смотреть, как работники кладбища равнодушно лопатами швыряют на лакированные крышки гробов мокрою землю, моральных сил не хватало, хотелось накричать на них, чтобы не были так бесчувственны.

Я стою почти у края могилы, молчаливо вопя о несправедливости жизни. Отчаянье накрывает волной, меня шатает в разные стороны, словно сегодня гуляет ураганный ветер, о котором предупреждают заранее сотрудники МЧС по смс-сообщениям. Твердая рука Эмина придерживает меня за локоть, не давая упасть в яму или осесть на землю в истерике. Он сегодня для меня опора, я не смотрю на него, но чувствую его поддержку в молчании, в его присутствии рядом.

Родители вместе шли рука об руку всю жизнь, вместе преодолевали все трудности и вместе делили горе, радость, поэтому я пожелала, чтобы их похоронили в одной могиле, позже закажу и один памятник на двоих.

Я не плачу. Мне было жалко тратить свои слезы на публику, хотя видела, что многие ждут моего срыва, моей истерики. И все бы это произошло, не будь за моей спиной Эмина, его руки на моем локте, его присутствия. Не думаю о нем, но он дает мне силы выстоять, не сломаться, держать гордо голову, распрямив плечи.

— Хоть бы слезинку для вида пустила, — недовольно бурчит тётка рядом, кося на меня свои невыразительные глаза. А я даже бровью не веду на её замечание, спрятав свои глаза, наполненные слезами, за очками. Поплачу наедине с собою, когда не нужно будет казаться сильной, не дав себя сожрать волкам, которые, едва почуяв хоть капельку твоей слабости, кинутся с довольным рыком.

Слезы — это нечто личное, их если показывать, то самому близкому человеку, тому, кто бережно соберёт каждую слезинку и превратит их в своих ладонях в драгоценности, сделает украшение и подарит его тебе в знак памяти о событии, что вызвало эту слабость.

Уходя с кладбища, я чувствую, что во мне совсем не осталось сил, хотелось домой, в свою комнату, лечь на кровать и свернуться калачиком, чтобы не трогали до следующего столетия. Естественно такой роскоши у меня не было.

В ресторане время уже бежит бодрее. Главное, что серьезные дяди, наконец-то, сообразили в чьих руках империя Савицких, окружают Эмина плотным кольцом, присматриваются и ведут свою замысловатую игру пока на словах, которую я не понимаю, а вот Умаев прекрасно понимает все многоточия и паузы своего собеседника. Все же папа разбирался в людях, знал на кого делать ставки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты с ним спишь? — возле меня присаживается Лиза чуть-чуть хмельная. Ее родители были знакомы с моими, поэтому их присутствие не было удивительным.

Непонимающе смотрю на подружку, прослеживаю направление ее взгляда и усмехаюсь.

— Он тебе не по зубам, Лизок, быстрее свои виниры сточишь, чем добьешься его благосклонности.

— Наивная, — Лиза пренебрежительно фыркает, откидывает свои каштановые волосы на спину, все еще не спуская с Эмина жадного взгляда. — Если у него есть член между ног, то любой гранит можно раскрошить!

— Удачи! — насмешливо поднимаю бокал с вином, демонстративно отворачиваясь от Лизки. Мне неприятно видеть чужой интерес к Эмину, я не считаю его своей собственностью, но что-то гадкое, похожее на ревность, гложет изнутри, хочется подойти к нему, по-хозяйски взять под руку, чтобы все присутствующие девки с охотничьим блеском в глазах поняли, с кем он и для кого. Естественно ничего подобного не сделала.

Поминки закончились к вечеру. Вновь приходится выстоять, вытерпеть прощание всех пришедших, которые почтили память родителей. Эмин рядом. За этот день мы и не разговаривали, формальные фразы не считаются беседой. Поехав домой в одной машине, каждый погружается в свои размышления. Выпитый алкоголь слегка дурманит голову, мыслей нет, вернее я не хотела думать о родителях, о смысле жизни и о будущем. Сегодня было не то настроение.

— Спасибо за организацию. Спасибо, что взял на себя хлопоты, без тебя я бы совершенно не справилась, — мы неторопливо идем по тропинке от машины к дому.

— Ничего особенного.

— Нет, ты не понимаешь, — останавливаюсь и поворачиваюсь к нему, Эмин вынужден встать посредине тропы. Он смотрит на меня без каких-либо эмоций, руки засунуты в карманы брюк, пиджак расстегнут.

Я еще не особо понимаю, что творю, точно думаю не головой, но хватаю его за лацканы пиджака и прижимаюсь к губам. Благодаря каблукам я с ним почти одного роста. Он напрягается, сжимает губы, но и я ничего особенно не делаю, просто жмусь к нему, как брошенный котенок к источнику тепла и безопасности.