Егор Гайдар

Соответственно, дальше договорились о моих действиях и о его действиях. Там в течение ночи еще кое-что менялось, поэтому я не уверен, что это в первый разговор мы всё определили. Но мои действия я помню хорошо. И я ему сказал: “Слушай, у меня единственная в стране наша структура, у которой есть региональная сеть. А региональная сеть – это фантастически значимое дело во всех смыслах. Комитеты по имуществу в каждом регионе страны, которые понимают, что к чему”. – “Ну, и что?” – “Смотри, что я предлагаю. Если ‘мы’ к утру ‘их” разгромили, тогда проблем нет. Но нам нужно подготовиться к сценарию, если к утру нас с тобой уже нет. На этот сценарий нужно заложить конструкцию, которая позволит московское противостояние заменить на региональное противостояние, настолько, насколько возможно”. Договорились о том, что я подпишу приказ-обращение председателя Комитета по имуществу, в котором максимально технологично опишу их действия на завтра (на воскресенье) на тот случай, если нас нет, то есть если Москва захвачена красными, соответственно, что делать в регионах.

Я вернулся обратно в Госкомимущество, этот приказ мы сделали. Описание ситуации, призыв организовать массовые демонстрации и забастовки на приватизированных предприятиях. И даже перечень лозунгов в конце приказа мы написали. Лозунги не помню.

Приехал Максим Бойко (советник Чубайса, впоследствии вице-премьер – председатель Госкомимущества. – А. К., Б. М.). У нас все приехали, естественно. Хотя могли по домам легко сидеть в субботу. Приехал также Казаков Саша (заместитель Чубайса, впоследствии замглавы администрации президента. – А. К., Б. М.). И Кох несчастный, который только-только переехал в Москву (в то время он стал замом Чубайса. – А. К., Б. М.), еще не успел ничего понять и попал в веселые события.

Сижу в Госкомимуществе, пишу приказ. Потом Егор меня зовет: “Давай приезжай”. Опять я поехал к нему. Он мне сказал: “Ситуация совсем хреновая. Минобороны не чешется. Борис Николаевич то ли действует, то ли нет, мы не понимаем. Дзержинская дивизия до сих пор не вошла в город, и непонятно, войдет или нет”. А это был разговор ближе к ночи. “Ситуация сильно ухудшается. Ты по регионам, если можешь что-то сделать, то сделай. Давай по Москве решим. Твои действия. Езжай в основные места, где есть скопления наших, объезжай их и произноси речи, поднимай дух народа”. – “А ты чего?” – “А я решил ехать и призывать людей идти к мэрии”.

И мы как-то даже особо это не обсуждали. Это не я ему подсказал и это не родилось в нашем диалоге, это очевидно у него была уже сформированная мысль.

Логику его я хорошо помню. Она состояла в чем: в Белом доме, кроме депутатов, как ни крути, вокруг есть несколько тысяч человек, а у нас нет людей. Получается, бюрократия против народа. Картинка ужасная, отвратительная. Именно эту картинку нужно переламывать. “Судя по всему, ни Борис Николаевич, ни администрация президента, ни Виктор Степанович ее не переломят. У них сейчас задачи другие, они занимаются другим делом. Поэтому переломить нужно мне”, – сказал Егор. И поехал».

Веселая их всех ожидала ночь, что уж там говорить!

Но прежде чем мы опишем события этой ночи, попробуем сначала понять – каким же образом противостояние достигло такой степени остроты? Почему оно перешло в фазу практически уже начавшейся гражданской войны?

…Начало 1993 года Гайдар встретил в мрачном, тревожном состоянии. На декабрьском съезде (и после него, когда делились на оставшихся в правительстве и уходящих) он пережил дичайший стресс, хотя сам поначалу не понимал этого и даже потом не хотел самому себе в этом признаваться.

«Первые трое суток спал, спал, спал. Какое счастье проснуться, глянуть в окно на заснеженные лапы елок и – заснуть снова. Когда выбрался, наконец, на улицу, услышал, что посвистывает ветер, хрустит снег под ногами, увидел симпатичную дворнягу… Нормальный, живой, просторный мир возвращался ко мне со всеми его запахами, звуками».

Однако саднящие воспоминания не давали ему покоя. Гайдар как кошмарный сон вспоминает «длиннющий, узкий, нелепый зал в Кремле» (уточним – в Большом Кремлевском дворце), в котором проходили заседания съезда, а мы вспомним другое.

Уже после отставки Гайдару позвонила жена президента. «Позвонила очень расстроенная Наина Иосифовна Ельцина. Говорила примерно следующее: вы такие молодые, такие умные, ну придумайте что-нибудь, помогите Борису Николаевичу, он немолодой человек, ему тяжело. Попытался ее успокоить, сказал, как и думал, что ничего не потеряно, все еще впереди».

Тактичный Егор не упоминает о том, что Наина Иосифовна плакала. Домашние Бориса Николаевича вспоминают – почти рыдала. Жена президента сердцем понимала, на какие чудовищные проблемы обрекает себя Ельцин, приняв это тяжелое решение – идти дальше без Гайдара.

Ельцин тоже позвонил ему накануне Нового года.