Эй, Микки! (СИ)

Йен прижимает салфетку сильнее, и Микки шипит сквозь зубы. И поначалу думает, что ему кажется, и косится в зеркало по левую руку. Не кажется: Галлагер в самом деле дует ему на затылок. И Микки бы взбрыкнуть, отскочить в сторону, покрутить у виска, обматерить, но он молчит, потому что тот второй рукой поглаживает его запястье, а потом сокращает последние полшага расстояния между ними и прижимается вплотную.

Микки, кажется, проглотил язык.

Микки, кажется, ебанулся в край, потому что он позволяет Йену приподнять его подбородок и прикоснуться к губам. И если тут он ебанулся в край, то как назвать то, что происходит дальше, он вообще в душе не ебёт, потому что он обхватывает Йена за шею, тянет на себя и отвечает.

Галлагер тут же вжимает его жопой в раковину, жмётся ближе, опускает руку на ширинку, трёт пальцами, заставляя Микки раскрыть рот шире, и проходится языком по сколотому зубу. По остальным тоже, но Микки уже теряет все мозги до последнего. Они наверняка через дыру в башке вытекли, точно. Какие ещё могут быть варианты, что он даже не думает отпускать Галлагера, трётся об него пахом, впитывая стон, и прикусывает губу.

Разбитую губу, вспоминает он, когда Йен вздрагивает, и тут же извиняется, зализывая ссадину. Металлический привкус на языке вышибает остатки соображения. Если до этого хоть какая-то надежда на здравый смысл была, то сейчас вообще к ебеням вылетела. Как ещё объяснить его рваный недовольный вздох, когда Йен отрывается от его губ и присасывается к шее. Рваный недовольный вздох, запрокинутую голову? Он никогда в жизни не чувствовал себя большей сучкой, чем сейчас. Никогда в жизни не утыкался каменным стояком в молнию джинсов после одного поцелуя. Если бы те, первые его поцелуи, хоть наполовину напоминали галлагерские, Микки бы ни за что это не бросил.

Галлагеру, конечно, знать об этом не обязательно.

Со вчерашнего вечера он уже где-то научился расстёгивать штаны, не прекращая вылизывать шею. Микки бы, может, даже озадачился, если бы не был рядом с ним каждую секунду этого времени. Всё, на что его хватает, – это пихнуть Йена в грудь и хрипло скомандовать:

— В кабинку.

Йен зато даже рта для ответа не раскрывает, только кивает и, затянув Микки внутрь, тут же толкает его на дверь и опять втягивает в поцелуй.

Как же охуенно-то, блядский ты боже.

Ещё охуеннее становится, когда Йен, наскоро облизав пальцы, запускает руки ему в штаны и стягивает вниз, сжимает задницу, скользит рукой ниже и толкается одним пальцем. Микки выгибается ему навстречу. Он очень торопится скорее расстегнуть галлагерские джинсы, обхватить хер и проехаться по нему ладонью, размазывая смазку. Они никогда ещё так не трахались. Может, доверять ему и не стоило бы, учитывая, что тот в прошлый раз засадил ему как умалишённый, но Микки отмахивается от этой мысли. Он сейчас отмахнётся от чего угодно, если это не член Галлагера.

Он пытается вывернуться из рук Йена, чтобы повернуться к нему спиной. Ведь так же надо, да? Как ему ещё жопу подставить? Но тот не даёт. Он ногой в два счёта снимает с Микки одну штанину до конца, подхватывает под колено и ставит ногу Микки на унитаз.

— Блядь, ты что делаешь, – выдавливает он, но тут Галлагер добавляет второй палец, и вопрос перестаёт иметь хоть какое-то значение.

Ладно, и пальцами сойдёт.

Когда Йен трётся членом о член Микки, ему приходится закусить губу, чтобы молчать, но даже дыхание предаёт – прерывается. Йен носом обводит ушную раковину, втягивает, посасывая, мочку, целует в шею, а потом слегка проталкивается головкой внутрь, и Микки застывает.

Да нет, не может быть. Не лицом же к лицу.

— Хочу тебя видеть, – шепчет Йен, целуя разбитую бровь.

У него из губы опять сочится кровь, и Микки стирает её пальцем.

Йен прихватывает его пальцы зубами и тянет Микки ближе, насаживая на себя ещё ниже. А он смотрит Галлагеру в глаза и свои закрыть не может, потому что оттенков дохера. Там что-то больше и страшнее похоти даже в свете тусклой рыжей лампы.

Волосы Йена, кстати, в этом свете кажутся ещё рыжее, будто факел на башке пылает. Микки только рот раскрывает, чтобы сказать об этом, но Йен толкается ещё раз, проскальзывая внутрь на всю длину, замирает ненадолго, изучает лицо Микки, а потом начинает двигаться.

Микки не зря был одержим идеей потрахаться столько дней.

Тот опять впивается в его губы, пачкая кровью, и с каждым движением вдалбливается всё мощнее, двигается размашистее. У Микки пот по лбу стекает, а футболка липнет к спине, но Йен животом трётся о его член, а своим таранит задницу, и всё ощущения собираются где-то там. Йен сбито стонет ему в губы, с силой гладит его по ноге, мнёт зад – он, блядь, везде, и Микки готов кончить от одной только этой мысли. Воздух комом встаёт за рёбрами, и он откидывает голову, ударяясь затылком, и в этот момент ему на рот ложится рука Галлагера, и он слышит, как открывается дверь в туалет.

Кто-то входит, беззаботно напевая, делает несколько шагов, останавливается, а потом идёт дальше. Микки слышит, как открывается кран. Следом доносятся запах водки и сдавленное ругательство.